Глава XVIII, посвящённая монастырскому узнику и его испытаниям на пути в великомученики
В наступившей тишине Василид слышал только удары своего сердца; ум готов был помутиться от всего пережитого, и способность мыслить не скоро вернулась к нему.
Чуть придя в себя, Василид понял, что лежит лицом вниз на каменном полу, и почувствовал боль в разбитом локте. Он боялся двигаться и тем более встать на ноги. Что ждет его в этой тишине? Воображение сразу населило темноту чудовищами и призраками: казалось, стоит протянуть руку, и она натолкнется на что-то мохнатое или скользкое. Лишь через некоторое время Василид попробовал пошевелиться. Он сделал это, стараясь не шуметь, сдерживая дыхание. Мужества хватило только на то, чтобы лечь поудобнее: повернуться на бок, подтянуть колени, а голову положить на согнутый локоть.
Кто были люди, подкараулившие его, при каких обстоятельствах обнаружился его побег? Похитители не произнесли ни слова. Нет сомнения, что это кто-нибудь из сообщников Евлогия. Но кто? Об этом можно было только гадать.
Долгой, долгой ночи, казалось, не будет конца, а день не сулил ничего хорошего. И даже во сне, который пришел под утро, его не оставляло чувство нагрянувшей беды.
Василид проснулся с первыми признаками рассвета. В серых сумерках он разглядел место своего заточения. Судя по тому, как долго его тащили вниз, это был очень глубокий подвал. Когда-то здесь, по-видимому, размещался склад: на стенах еще виднелись остатки полок, по углам валялся хлам. Пахло плесенью и старым тряпьем. У стены стоял расшатанный табурет. Сиденьями могли служить еще полусгнившие ящики. Сквозь массивную решетку светлело окно; уже в метре за ним поднималась глухая каменная стена.
Сколько времени прошло, он не знал, когда откуда-то сверху донесся слабый звук, а затем послышались шаги. Василид метнулся в угол, вперив глаза в дверь.
Тяжело загремел засов, ржаво взвизгнули петли, и дверь открылась. Вошел брат Исайя.
У Василида немного отлегло от сердца.
— Спаси Христос! — сказал Исайя.
Это был пожилой монах, богомольный и богобоязненный. Впрочем, людей он боялся еще больше. Когда-то из милости принятый в обитель, он не мог этого забыть и жил, всеми помыкаемый, угодливый и робкий. Робость наложила отпечаток и на его внешность: всегда согбенный, взгляд тоскливый и беспокойный. Даже сейчас, перед несчастным узником монах держался заискивающе.
Василид кинулся к нему:
— Брат Исайя, скажи, ради бога, кто меня сюда упрятал?
— Не знаю, отрок… не велено мне разговаривать. Смирись и молись господу, — забормотал монах, пряча глаза.
Он поставил на подоконник принесенные им миску и кувшин.
Неожиданная мысль пришла Василиду в голову. Что ему брат Исайя: дверь не заперта, выбежать вон, а там будь что будет!
Он кинулся к двери, но вдруг остановился, попятился. На пороге вырос отец Михаил. Несколько секунд он стоял неподвижно, пригвоздив Василида взглядом к углу, затем сошел со ступенек и зыркнул глазами на Исайю. Тот неслышной тенью выскользнул из подвала.
Отец Михаил огляделся, придвинул к себе табурет и сел. Табурет под ним жалобно заскрипел и перекосился. Василид и прежде робел перед этим человеком: уж очень страшен был видом монах. Громадного роста, с глазами, глубоко ушедшими под лоб, с всклокоченной черной бородой, закрывавшей почти все лицо, он походил на разбойника; по скуле от носа до уха проходил шрам, и это тоже не очень его украшало.
Мысль о предстоящем допросе заставила Василида помертветь от страха. «Господи, дай силы!» — молил он про себя.
Монах угадал его состояние. Он вдруг заулыбался. Впрочем, улыбкой это трудно было назвать: все лицо его перекосилось, а глаза совсем спрятались под косматые брови.
— Ну что, доволен, пострел, что стариков обманул? Вроде тихий да смирный, а, поди ж ты, всех вокруг пальца обвел.
Он весело говорил что-то еще, добродушно посмеиваясь, но Василид знал цену этому добродушию и ждал, что будет дальше.
— И куда же ты, отрок, сбежал? — как бы сквозь смех спросил вдруг монах.
Василид давно готовился к этому вопросу, но придумать что-нибудь путное так и не смог.
Отец Михаил, щуря глаза, ждал ответа.
Василид судорожно глотнул слюну. Потом едва слышно ответил:
— Никуда я не сбегал…
— Ну, это не разговор, — весело произнес монах. — Так ответствуй: куда пошел из обители, кого повидал?
— Погулять вышел… надоело сидеть взаперти.
— Престранно, — холодно протянул монах. — Это среди ночи-то погулять? Ловок ты, брат, но врать не мастер.