Глава XXI, повествующая о злодействе Евлогия, и последняя для некоторых участников повести
Вечером, спустя два дня после вывоза ценностей, отец казначей вышел из монастырской канцелярии и направился к хозяйственному корпусу. В центре площади он задержался — его внимание привлек лист бумаги, наклеенный у входа в собор. Это был свежеотпечатанный правительственный декрет. Его содержание было знакомо Евлогию, но он не поленился снова прочесть полный текст. Декрет гласил:
«Ввиду неотложной необходимости спешно мобилизовать все ресурсы страны, могущие послужить средством борьбы с голодом в Поволжье и для обсеменения его полей, Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет постановляет:
1. Предложить местным Советам в месячный срок со дня опубликования сего постановления изъять из церковных имуществ, переданных в пользование групп верующих всех религий по описям и договорам, все драгоценные предметы из золота, серебра и камней, изъятие коих не может существенно затронуть интересы самого культа, и передать в органы Наркомфина[59], со специальным назначением в фонд Центральной комиссии помощи голодающим.
2. В целях планомерного проведения этого мероприятия, организации точного учета и передачи органам Наркомфина по особому счету для Центральной комиссии помощи голодающим вышеуказанных ценностей — образовать в каждой губернии комиссию в составе ответственных представителей губисполкома, губкомпомгола и губфинотдела, под председательством одного из членов ВЦИК.
3. Пересмотр договоров и фактическое изъятие по описям драгоценных вещей производить с обязательным присутствием представителей групп верующих, в пользование коих вышеуказанное имущество было передано.
4. Изъятое имущество поступает в особый фонд и на особый учет и обращается исключительно на нужды помощи голодающим в порядке, указанном в особой инструкции, выработанной Центральной комиссией помощи голодающим по соглашению с Наркомфином и Комиссией по учету, изъятию и сосредоточению ценностей.
5. О всех ценностях, поступающих из церковных имуществ, и их расходовании Центральная комиссия помощи голодающим публикует периодически в печати, причем в местной печати публикация должна содержать подробный перечень ценностей, изъятых из местных храмов, молелен, синагог и т. д., с указанием названий этих храмов.
Председатель ВЦИК М. Калинин. Секретарь ВЦИК А. Енукидзе».
Закончив чтение, Евлогий тихонько рассмеялся. Что ж, придется обители расстаться с тем, что лежит на виду.
Достигнув хозяйственного корпуса, Евлогий огляделся. Убедившись, что за ним никто не наблюдает, он толкнул одну из дверей, спустился по лестнице и вошел в комнату, о которой из братии мало кто знал. Навстречу ему встал и поклонился отец Михаил.
— Ну, как твой узник? — спросил Евлогий.
— Ни единого слова пока не добился. Но того, что письмо должен был снести в ревком, не отрицает.
— Это и без того известно. От тебя ли слышу такие речи? С мальчишкой не можешь сладить.
— Пробовал и так и сяк. Уговоры не помогли, он клятву языческую кому-то дал. Хотел припугнуть, да не рассчитал — он чуть ума не лишился.
— Экий ты несуразный!
— Я, святой отец, кое-что придумал: кормлю селедкой, а воды не даю. Надо полагать, с часу на час все скажет.
— Ладно, — Евлогий махнул рукой. — Сейчас, пожалуй, уж ни к чему. Из братии никто про мальчишку не знает?
— Нет, пока не хватились.
— Ты вот что: в обители слух пусти, что его родственники нашлись и к себе вытребовали.
— А дальше-то как? Ведь он здесь…
— Вот и сделай так, чтобы его не было… Тебе ведь не впервой! — сказал Евлогий и смолк, глядя в сторону.
Монах побледнел и опустил глаза.
— Избавь, отец родной! То, на что намекаешь, как давно было? Пора и о своем душеспасении подумать, ведь он младенец почти!
— Теперь дело зашло слишком далеко. Понимаешь ли ты, заячья душа, что всем нам угрожает беда? Наверняка власти обыск в обители сделают. Куда денешься, если послушника обнаружат?
— Нет, не могу. Смилуйся, владыко! — горестно воскликнул монах и рухнул на колени. Огромный и вместе с тем жалкий, он причитал у ног казначея.