Рауль Мир-хайдаров.
Пешие прогулки
Глава I.
ПРОКУРОР
Ранний междугородный телефонный звонок. Звонили ему домой, на Лахути. Взволнованный мужской голос, назвавший его по имени-отчеству, сказал:
– Беда, большая беда, товарищ прокурор. Убили Ларису Павловну, срочно приезжайте… – и тут же положил или уронил трубку.
Амирхан Даутович не успел спросить: как – убили?! Где?! Но минут через пять, когда он лихорадочно собирался, телефон звонил беспрерывно.
Вызвав свою машину, Амирхан Даутович сделал единственный звонок; работал у них в областной милиции один толковый парень, капитан Джураев, сыскник от Бога. Но жена Джураева ответила, что он уже час назад вылетел на вертолёте на место происшествия, – значит, милиция уже была поднята на ноги. После первого звонка ещё оставалась какая-то смутная надежда, что произошла ошибка или если что и случилось с Ларисой, то по крайней мере жива, но после второго и третьего звонка он понял, что надеяться не на что – в таких случаях даже районные судмедэксперты точны в диагнозе. Через три часа Азларханов был на месте – в самом дальнем районе области, хотя точно знал, что Лариса с двумя коллегами работала неподалёку, но уже в другой республике, где её тоже хорошо знали. Там местные археологи вскрыли крупное захоронение XVI века, и Ларису пригласили как специалиста, потому что обнаружилось много хорошо сохранившейся домашней утвари из керамики.
У морга районной больницы, куда привезли Ларису, как только обнаружил её мальчик, случайно наткнувшийся на неё во дворе заброшенной усадьбы, Амирхана Даутовича поджидало почти все руководство района. Вошёл он туда один и оставался так долго, что капитан Джураев на всякий случай заглянул в приоткрытую дверь. Прокурор стоял в изголовье жены и окаменело глядел на неё, все ещё не веря в случившееся. Густой кровоподтёк на левом виске и явно испуганное выражение лица говорили Амирхану Даутовичу и без подсказки медиков, что смерть наступила почти мгновенно. «Я не уеду отсюда, пока не найду негодяев сам», – молча поклялся он Ларисе и вышел к дожидавшимся его людям.
– В нашем районе двадцать лет не было убийства, – сказал ему районный прокурор.
Район, не имевший каких-либо серьёзных промышленных предприятий и избежавший наплыва людей из других мест, и впрямь числился в благополучных, но до того ли было сегодня областному прокурору.
– Я думаю, что к вечеру выйду на след, – сказал Эркин Джураев, когда они остались с прокурором одни в комнате милиции, которую выделили специально для Амирхана Даутовича, и протянул ему цветную фотографию, сделанную «Полароидом».
В их доме на Лахути было много подобных снимков – фотографы из «Совэкспортфильма» использовали их для рекламных плакатов.
На веранде сельской чайханы, на айване, покрытом грубым домотканым дастарханом, где лежала кисть винограда и стояла тарелка с парвардой, постным сахаром, сидели четверо стариков; перед каждым – чайник и пиала. Живописные старцы, в глазах удивление. Отчего – Азларханов догадывался: Лариса вынимала из «Полароида» готовый снимок и дарила каждому из них – как тут не удивиться. «Полароид» помогал Ларисе устанавливать контакты с людьми, будь то на базаре, в чайхане или в частном доме.
– Я успел уже побеседовать с каждым из них, они выражают вам соболезнование, говорят – очень милая женщина, так много знает о нашем крае. Она выпила с ними чайник чая и все расспрашивала о Каримджане-ака, которому уже почти сто лет, а он до сих пор делает из глины игрушки. Её интересовало, не работал ли он в молодые годы в русских мастерских на станции Горчакове, потому что старики уверяли, что родом тот из Маргилана. Вот и весь разговор. Она пробыла с ними почти час и, расспросив дорогу к дому Каримджана-ака, поспешила к нему.
– Как она попала сюда? – спросил Амирхан Даутович.
– Они вчера возвращались домой с раскопок в Таджикистане на «рафике» краеведческого музея, по пути подвезли какую-то женщину, которая и рассказала о старике, что живёт тут в районе и делает потешные игрушки из глины – этим всю жизнь и кормится. Лариса Павловна и загорелась, сошла, машину задерживать не стала – коллеги спешили домой, сказала, что зайдёт в районную прокуратуру и попросит, чтобы как-нибудь её отправили. До Каримджана-ака она не дошла, но двор, где её нашли, в глухом переулке по пути к нему. – Джураев тяжело передохнул. – Ясна мне и причина. При ней, Ларисе Павловне, осталась сумка, а в ней триста восемьдесят рублей, судя по документам, взятые ею в подотчёт в бухгалтерии, на случай, если придётся что-либо приобретать для музея. Скорее всего кто-то польстился на необычный фотоаппарат, пытался вырвать, Лариса Павловна оказала сопротивление, и тот, или те, со страху или по злобе ударили её чем-то тяжёлым и тупым по виску.
Амирхан Даутович невольно видел эту картину и слышал душераздирающий крик жены о помощи.
– У неё должен был быть с собой ещё один фотоаппарат, более дорогой, западногерманский «Кодак», – подсказал он капитану.
Джураев внимательно выслушал прокурора.
– Этого я не знал. И никто мне о втором аппарате ничего не говорил, не оказалось «Кодака» при ней, не было его и в сумке, где лежали деньги. И это меняет дело. Она сошла с «рафика» на автостанции, где, я уже установил, в тот час было многолюдно. Человек, понимающий толк в аппаратуре, склонный к преступлению, увидев ценную вещь у хрупкой женщины, к тому же одинокой, мог пойти за ней следом. Но человек, знающий цену «Кодака», – он скорее всего не из местных. С «Полароидом» проще: его явная необычность могла привлечь и местного – это сужало, по-моему, круг поиска. Но если человек, которого мы ищем, пошёл вслед за Ларисой Павловной с автостанции, сегодня он вполне может гулять по Москве или Ростову, в любой точке нашей страны… – Тут Джураев осёкся: – Амирхан-ака, клянусь вам, я добуду негодяя хоть из-под земли – такие преступления не должны прощаться… – и с покрасневшими глазами выскочил из комнаты.
Азларханов просидел в комнате час, другой – телефон молчал, новостей не было. Он держал в руках фотографию и вглядывался в добродушные лица стариков, которые беседовали с Ларисой всего шестнадцать часов назад, всего шестнадцать… И при этой мысли он как бы наперёд почувствовал всю предстоящую горечь жизни, одиночество, пустоту, ибо знал, что до конца дней своих будет прибавлять к этим шестнадцати сначала часы, затем дни, месяцы, годы… Ему вдруг так захотелось увидеть стариков, последних, с кем говорила его жена, увидеть без всякой цели, без намёка на допрос, ибо ничего нового они ему сказать не могли – все, что нужно, уже выспросил дотошный Джураев.
Он выглянул в коридор – у двери дежурил милиционер – так, наверное, распорядилось местное начальство, на всякий случай. Передал милиционеру фотографию, чтобы вернули её тому, у кого взял Джураев, – он не хотел отнимать подарок жены; попросил собрать стариков в чайхане через полчаса.
Машина вернулась минут через десять – старики, оказывается, в чайхане с утра и готовы встретиться с ним. Но старики были явно чем-то напуганы, и разговора не получилось, хотя Амирхан Даутович понимал, что вряд ли их напугал Джураев – не та школа, не тот стиль. Настораживало его и то, что старики прятали свой испуг. Одно прояснилось: был у Ларисы и второй фотоаппарат, и они точно описали его. Значит, версия с человеком с автостанции могла быть верная.
Когда Амирхан Даутович шёл к машине, на высокой скорости подскочил милицейский мотоцикл. Сержант, не слезая с сиденья, выпалил:
– Поймали, товарищ прокурор. Поймали…
Амирхан Даутович нырнул в кабину, и машина рванула с места.
В милиции толпился народ в штатском и в форме. Когда в узком коридоре появился Азларханов, толпа расступилась, растекаясь вдоль обшарпанных стен, и Амирхан Даутович шёл как сквозь строй, но он вряд ли кого видел – взгляд его тянулся к полковнику, стоявшему у распахнутой настежь двери в середине длинного безоконного прохода. Полковник широким жестом хозяина пригласил Амирхана Даутовича в кабинет и, торопливо, боясь, что его опередит кто-то из местных должностных лиц, мигом заполнивших помещение, выпалил:
– Признался, подлец, признался. Все бумаги подписал.
Посреди комнаты, на стуле, сидел неопрятного вида мужчина средних лет, по виду бродяга. Шум, гам, толчея в коридоре и в кабинете его словно не касались, его отрешённый взгляд анашиста говорил о покорности любой судьбе, лишь бы его оставили в покое. Амирхан Даутович лишь глянул мельком на задержанного – сказал собравшимся: