– Да вы просто Мейерхольд экономики, – постарался попасть в тон Амирхан Даутович, но Шубарин шутки не поддержал – он был весь во власти одолевавших его мыслей; не исключено, что он выплёскивал их в первый раз.
Азларханов ещё раз отметил, что Японец не только не боится, но и не стесняется его – это говорило о многом, и прокурор поёжился. Явно не такой был человек Артур Александрович, чтобы дать уйти каким-то сведениям о себе.
Не мог не отметить бывший прокурор, что страсть, захлестнувшая хозяина номера, несколько иначе высветила сдержанного, уравновешенного, владеющего собой Артура Александровича. Он успел увидеть жёсткое, волевое лицо бескомпромиссного человека с холодным рассудком и вполне определённым взглядом на жизнь, внушающего, однако, другим, что якобы компромисс – главный принцип его действий, а сам он – неудавшийся главный инженер, всего лишь. Амирхану Даутовичу вдруг вспомнился ночной посланник Бекходжаевых: что-то в них было общее. Прокурор не хотел сейчас отвлекаться от разговора, чтобы додумать мысль, доискаться, в чем это сходство, но одно напрашивалось само собой: Шубарин был такой же, если не более страшный человек, как и тот ночной гость.
Неожиданно проявившаяся в речи хозяина номера страсть могла, пожалуй, вылиться и в ещё большую откровенность; хотя Амирхан Даутович очень устал и болело сердце, но он не хотел заканчивать беседу.
– Так все же какой из талантов вы считаете важнейшим в своём деле: талант инженера или предпринимателя?
Увлёкшись разговором, они забыли про кипящий самовар, что, кажется, было кстати для Артура Александровича. Извинившись, он стал вновь заваривать чай, словно выгадывал несколько минут для ответа…
– Как это ни парадоксально, но теперь, когда предприятия набрали темп и мощь, когда нет недостатка в средствах, менее всего наше благополучие зависит от инженерного таланта и предпринимательской хватки.
Азларханов удивлённо приподнял бровь, на что Шубарин откровенно усмехнулся.
– Да, да, не удивляйтесь… На сегодня самый главный талант состоит в том, чтобы защитить, уберечь достигнутое, обеспечить безопасное производство, а главное – реализацию.
– От кого же? – поинтересовался бывший прокурор.
И опять хозяин номера не удержался от усмешки, но было в ней уже что-то жестокое и злое.
– Прежде всего от многих «актёров» моего уникального театра, а ещё больше от тех, кому там не досталось роли, – театр-то у меня все-таки камерный и народным по составу вряд ли когда станет.
– Скорее всего никогда, – не сдержался Азларханов и тут же пожалел об этом.
Шубарин едко прищурился:
– Вы полагаете?.. Ну пусть даже так… Но вы не можете себе представить, как разбух сейчас бюрократический аппарат: я вынужден кормить всех – от пожарного инспектора до санитарного врача, хотя и не произвожу продуктов питания. А ведь им есть куда приложить свои усилия и кроме моих предприятий, ну, скажем, открыть в городе хоть одну по-настоящему приличную столовую, где можно, не боясь, пообедать, или, простите, хоть один общественный туалет, не унижающий человеческого достоинства гражданина великой страны. Впрочем, я, кажется, слишком многого хочу… В общем, помочь мне не может никто, а вот помешать, запретить – сотни людей и организаций, и за всем этим стоит одно: дай! Но если корову доить десять раз в день, даже самая породистая и двужильная может протянуть ноги, не так ли?
Не менее важной для меня становится проблема все нарастающего роста преступности и наркомании. Наверное, вы, как прокурор, не могли не почувствовать, что с ростом числа миллионеров в нашем крае – хлопковых, золотодобывающих, каракулевых, тех, кто контролирует производство и сбыт наркотиков, миллионеров из органов, из хозяйственной и партийной элиты, из теневой экономики и прочих и прочих нуворишей – сюда потянулись организованные преступники со всей страны, и приезжают они сюда с самыми серьёзными намерениями. И моя задача оберегать не только себя, но и людей, работающих со мною, обеспечить им и их семьям покой.
И если, прежде чем выстроить свой айсберг, я когда-то изучил право и экономику, то в последние годы ради своего существования я вынужден был изучать и преступность. И смею думать, что располагаю гораздо большей информацией, а в данном регионе и силой, чем прокурор нашей республики и даже министр внутренних дел. Например, в прошлом году люди Ашота обезвредили банду из Ростова, прибывшую по мою душу или по душу Икрама Махмудовича. Я встречался с ними, когда мои ребята задержали их, – мрачные типы, кроме силы, они ничего не понимают. Не проходит и месяца, чтобы не появлялись все новые люди, пытающиеся шантажировать меня, моих сотрудников или членов их семей – с этим мы тоже боремся, и, могу вас заверить, весьма эффективно.
– Выходит, вы почти дон Корлеоне, Крёстный отец? – спросил Амирхан Даутович, постаравшись скрыть усмешку.
– Выходит, что так, прокурор. Вы быстро освоились с моей видеотекой,
– засмеялся Артур Александрович. – Теперь я уж и сам не понимаю, какой талант в жизни действительно более важен, хотя меня и не радует, что прокурор Хаитов побаивается меня, – ведь он далеко не трус. Я бы не хотел такой зловещей популярности.
Разговор делался все более напряжённым, и Амирхан Даутович подумал, что пора бы остановиться: дальнейшее любопытство могло привести к непредсказуемому результату. И так он получил массу информации, которую ещё необходимо переварить.
– Я замучил вас сегодня вопросами, вы уж извините. Не хотел бы больше злоупотреблять вашим гостеприимством и откровенностью… Завтра у вас – впрочем, уже сегодня – напряжённый день. Да и мне выходить на работу, потому разрешите поблагодарить за столь насыщенный и приятный вечер и откланяться…
Артур Александрович бросил взгляд на часы и удивился.
– Да, скоро светать начнёт, – сказал он со странным сожалением – ему, кажется, не хотелось расставаться с прокурором, словно он спешил выговориться, исповедаться.
«Что бы это могло значить? – мелькнула у Азларханова мысль. – Минутная слабость? Расчёт? Искреннее желание заполучить в деле надёжного союзника, для которого деньги не играют особой роли в жизни? Или он, как и я, чует грядущий ветер перемен в общественной жизни и хочет сам подпалить свой „театр“ со всех сторон? Хлопнуть напоследок дверью?» Об этом ещё предстояло поразмыслить.
– Это вы извините меня, ради Бога, что заговорил вас. Я ведь знаю, что вы живёте в определённом режиме, а я сегодня лишил вас не только прогулки, но и сна. Неделю назад, в первое наше знакомство, я заверял вас, что мы будем всячески оберегать ваше здоровье, а сам, выходит, не держу слова. Хотя я рад, что так вышло. Кажется, я никогда в жизни не был столь многословен. Как говорят женщины: наболело…
Он опять глянул на часы:
– Сейчас уже почти утро. Вы отдыхайте, затем, как обычно, обед у Адика, а после обеда я представлю вас на работе – к этому времени подготовят ваш кабинет, я распорядился там кое-что изменить…
Он проспал почти до обеда, и крепкий сон восстановил его силы. Принимая душ, Азларханов подумал, что, пожалуй, придётся привыкнуть и к ночной жизни, коли уж взялся выяснить истинные размеры айсберга и выявить по возможности всех актёров уникального театра Шубарина.
Зная пунктуальность Шубарина, Амирхан Даутович спустился вниз в точно назначенное время. Шубарин уже сидел за своим столиком и подливал помятому после бессонной ночи Икраму Махмудовичу «Боржоми» в тяжёлый хрустальный бокал – чувствовалось, что Файзиев появился лишь минутою раньше, наверняка зная, что застанет здесь своего компаньона. Перекинувшись с Шубариным двумя-тремя фразами, Плейбой от обеда отказался и ушёл отдыхать.
Глядя на Шубарина, никто бы не предположил, что у него за плечами бессонная ночь, а до обеда он уже провёл в трех местах планёрки, посетил два ремонтных завода и нанёс визит в горисполком.
Ритуал обеда, похоже, тоже был выработан давно и носил деловой характер: суеты не было, все чинно, размеренно, но в этой размеренности чувствовался ритм, и Адик с ног не сбивался – он хорошо владел своим ремеслом, не зря же ценил его Артур Александрович. На обед они затратили ровно столько времени, сколько и в первый раз. Амирхан Даутович обратил на это внимание – отныне он должен был свыкаться с ритмом жизни Японца.