Время от времени он останавливал диктофон и подолгу сидел в раздумье, потому что всплывала неотвязная мысль: куда бежать? В Москву или в Ташкент? Но однозначного ответа пока не находил. На обед он пешком отправился в «Лидо». Икрам Махмудович уже был за столом, он наверняка надеялся встретить тут Шубарина, но, увидев Амирхана Даутовича, пришедшего одного и с заметным опозданием, спросил:
– Куда вчера исчез с банкета Японец со своими головорезами?
Азларханов внимательно посмотрел на Файзиева, бывшего с похмелья не в духе, и подумал, что есть резон открыть ему тайну, потому что в таком случае он избавлялся от общества Файзиева по меньшей мере до конца дня, а больше времени ему и не требовалось.
– Это позвольте спросить, где вас носит с утра? У меня экстренное сообщение.
– В чем дело? Какая новость? – туго соображая, спросил Файзиев.
– Новость чрезвычайная, только возьмите себя в руки. Вчера в Нукусе в инспекционной поездке умер первый секретарь ЦК республики Рашидов.
– Как умер? – Файзиев вскочил с места.
– Сядьте. Во-первых, не кричите – новость пока не для всех. А умер просто, как все люди, бессмертных не бывает, говорят – инфаркт.
– Теперь ясно, куда смылся Шубарин! – зло процедил Файзиев. – Побежал под знамёна Заркента: труба в дорогу позвала! Наверное, честолюбивый коротышка из Заркента хочет попытать свой шанс, и Шубарин со своей мафией ему понадобился! – Он вытер взмокший от волнения лоб. – А наши дураки ничего не ведают – я ведь с ними с утра похмелялся. Скоты, только бы жрать! Спасибо, Амирхан Даутович, за откровенность, я ведь понимаю, что Японец наказал вам держать это в тайне от меня. А сейчас я должен поторопиться – мы и так упустили часов пятнадцать, но ничего, мы ближе к Ташкенту. – Икрам Махмудович моментально протрезвел от своих слов и, поднявшись, объявил: – Если наша возьмёт, мы никогда не забудем вашей услуги.
«Какой сейчас переполох в республике! Зашевелились семейки Бекходжаевых, Файзиевых и некоторых других», – подумал Азларханов, но мысль эту развивать не хотелось. Спокойно пообедав, по дороге в управление зашёл ещё раз в универмаг и купил на всякий случай две кассеты. До конца дня он записал и эти две – в них уложилось уже все, до последнего сообщения о смерти секретаря ЦК.
Кончился рабочий день, распрощалась, уходя, секретарша, а прокурор не спешил возвращаться в гостиницу: к вечеру у него созрел ещё один план, но он не мог реализовать его, пока рядом находилась Татьяна Сергеевна – верная помощница Шубарина. Как только стихли шаги на всех этажах, Амирхан Даутович запер дверь приёмной и направился в кабинет Японца. Вчера, набивая деньгами «дипломат», он заметил там и кое-какие бумаги – может, в них хранились тайны, недоступные ему? В первой же папке он обнаружил расписки на крупные суммы денег – может, фамилии этих людей и окажутся недостающим звеном в будущем расследовании? Не менее любопытные данные содержали и другие папки, но Амирхан Даутович особенно вчитываться не стал, решил, что у него будет время внимательно ознакомиться с ними. Он аккуратно выбрал из папок представляющие интерес бумаги и сложил в свой «дипломат». Закрывая сейф, вспомнил о деньгах и решил на всякий случай навести на ложный след: пусть подумают, что это из корысти юрист совершил примитивное ограбление. В несколько приёмов он перенёс деньги Шубарина к себе в сейф и, внимательно оглядев кабинет, спустился вниз, твёрдо зная, что сюда больше уже никогда не вернётся.
Вечером, поужинав один в «Лидо», чему Адик очень удивился, он вышел на последнюю прогулку в «Лас-Вегасе». В раздумье прошёл до Шанхая, куда добирался крайне редко, но окончательного решения, где обратиться к властям, так и не принял; в любом варианте оказывалось много «за» и «против». Вернувшись в гостиницу, когда музыканты уже покидали ресторан, Амирхан Даутович и у себя в номере ещё долго взвешивал свои шансы. Собираться в дорогу, даже если он и надумал ехать в Москву, надо налегке: любая лишняя вещь в руках наверняка привлекла бы внимание и осложнила отъезд – рисковать не следовало. Утро вечера мудрёнее – вспомнил бывший прокурор поговорку; так тому и быть – окончательное решение примет утром.
Спал он крепко, но среди ночи его поднял междугородный звонок. Амирхан Даутович долго не мог проснуться – ему казалось, что звонок он слышит во сне. Звонил Шубарин. Говорил он как всегда спокойно, не торопясь, расспросил прежде о самочувствии, успел пошутить насчёт богатырского сна, спросил, как Файзиев, и только под конец выложил суть, да и то, если бы кто подслушивал, вряд ли что понял бы. Он сказал, что Коста приедет завтра после обеда прямо на работу. На вопрос, когда вернётся из командировки сам, ответил неопределённо: мол, обстановка требует его присутствия здесь. На том и распрощались.
«Деньги, значит, понадобились», – подумал бесстрастно Азларханов. Как ни странно, ни звонок, ни сообщение Шубарина не взволновали его, и он быстро заснул снова.
Проснулся он чуть раньше обычного, принял душ, сделал зарядку, чем себя обычно не обременял, но что бы он ни делал, свербила неотложная мысль: куда?
Но утро все-таки подсказало выход, он сказал себе: ты ещё доберись до Ташкента, там решишь. До открытия ресторана оставалось ещё с полчаса, Амирхан Даутович не стал терять времени на завтрак и, подхватив «дипломат», спустился вниз. Минут десять он стоял у подъезда, словно дожидаясь машины, а потом не спеша, переулками, направился в сторону автостанции. Похоже, за ним никто не шёл.
В «Лас-Вегасе» делали остановку все проходящие на Ташкент междугородные автобусы – это тоже была заслуга Шубарина: он никак не мог упустить такой поток покупателей. Здесь следовало быть осторожным и по возможности не привлекать к себе внимания: его-то теперь многие хорошо знали. Поэтому, подойдя к автовокзалу, уже оживлённому, несмотря на раннее утро, он сразу наметил план. Проходящие машины останавливались на площади где придётся, ни о каком порядке не могло быть и речи, и он понял, что ему лучше всего следует дождаться автобуса, который станет рядом с газетным киоском, – там всегда толпилась небольшая очередь, киоск торговал всякой мелочью: сигаретами, мылом, пластиковыми пакетами, книгами. Нужно было подойти к киоску в самый последний момент, когда отходящий автобус даст предупредительный сигнал. Такая удача выпала ему минут через пятнадцать, и он чуть не на ходу вскочил в отправляющийся «Икарус».
Автобус шёл издалека, из Карши, и Амирхан Даутович, пробираясь по проходу к свободному месту в конце салона, не увидел ни одного знакомого лица – это его успокоило. Экспресс вышел из Карши на рассвете, и большинство пассажиров спали или дремали, сонное настроение передалось и Азларханову, и через полчаса задремал и он. Наверное, оттого, что его преследовала неотвязная мысль – куда? – ему приснилась Москва, но не Москва его молодости, а столица, которую он покинул всего несколько дней назад. Снился богатый зал бывшего «Яра», цыгане, а за столом, рядом с Гольдбергом, дед Шубарина в купеческой тройке, с золотой цепью поперёк живота: он что-то грозно выговаривал Артуру Александровичу в праздничном белом костюме, за спиной которого стояли, держа руки в карманах, Коста и Ашот.
За столом через проход он вдруг увидел Николая Фёдоровича Кравцова и рядом с ним ещё несколько ребят, с которыми заканчивал аспирантуру в Москве. Удивительным в этом сумбурном сне оказалось то, что он ясно представлял лица своих давних товарищей, особенно чётко он видел Колю Кравцова, болельщика «Спартака», а ведь все это время, получив его телефон от Шубарина, он никак не мог вспомнить его внешность. Перед московским прокурором на столе лежали бумаги и кассеты, что сложил он вчера в «дипломат», и Кравцов твёрдо говорил: «Все ясно, всех выведем на чистую воду, всех…»