Выбрать главу

Живет — потому и бессмертный.

Как мы пытались его забыть! Говорили себе: забудем Кощея! Забвение — это смерть, убьем Кощея забвением!

Забываем, забываем…

И вдруг кто-то вспомнит — и сразу все вспомнили.

У кого-то, допустим, Кощей прикончил дедушку. И внук хочет вспомнить дедушку, а совсем не Кощея.

Внуку приятно вспоминать, как дедушка победил Идолище поганое, освободил Василису Прекрасную, как он бесстрашно шел туда, не зная куда, — извечный путь подвижников и героев.

Вот кого хочет вспомнить дедушкин внук. Доблестного борца, а вовсе не преступника и злодея.

Но тут возникает неразрешимая ситуация: того, кого убили, нужно помнить, а того, кто убил, забыть. А как его забыть? Чтобы забыть Кощея, нужно забыть дедушку. Чтобы не помнить зла, нужно не помнить добра.

Зло потому и не умирает, что к добру привязано.

И сколько бы времени ни прошло, мы всегда будем помнить идущего по стезе героев дедушку, а впереди него Кощея с устремленной вперед рукой.

И вечно будет добро шагать туда, не зная куда, а зло, устремляясь вперед, показывать ему дорогу.

* * *
Законы природы мудры и просты, Но то, что творится у них за спиною… Природа не терпит одной пустоты И терпит безропотно все остальное.

Горячая точка

Сталин принюхался. Смола издавала неприятный запах.

— Ну что, товарищ Сталин, будем кипеть? — спросил котельничий.

— Непременно будем, — сказал товарищ Сталин, прикуривая от адского пламени. — Вы пока покипите, а я покурю.

— Я не должен кипеть, товарищ Сталин. Это вы должны кипеть, — терпеливо объяснил котельничий.

Сталин пригрозил ему пальцем:

— Ну, работнички. Никто не хочет кипеть на работе. За всех должен кипеть товарищ Сталин. И это вы считаете правильно?

Котельничий помешал под котлом, потом заглянул внутрь, проверяя, как идет кипение, и сказал:

— Надо покипеть, товарищ Сталин.

— Надо покипеть — покипим, — сказал Сталин и протянул руку к котлу.

Котельничий ободряюще улыбнулся.

Сталин убрал руку и отвернулся от котла.

— Смола довольно прохладная. Вы что, решили меня простудить? Нет, не решили, задумали. Именно задумали.

— Ничего я не задумал, — оправдывался котельничий. Температура нормальная, все кипят. Никаких жалоб за последнюю тысячу лет не поступало.

Сталин долго раскуривал трубку. Потом спросил:

— А какая у вас семья, между прочим? Вы же не хотите, чтоб у нее были неприятности?

— У меня нет семьи, — сказал котельничий с некоторой даже грустью.

— А как другие родственники? Может быть, они у вас за границей?

— У меня нет родственников за границей. Нас только двое на свете: я и этот котел. Так что будем кипеть, товарищ Сталин, ничего не поделаешь.

— Так начинайте уже! А то будем, будем, одни слова. — Он заглянул в котел, подул на смолу. — Еще одна горячая точка. Но вы не волнуйтесь, нам не привыкать. Мы уже один раз брали Смольный.

Любовь и голод правят миром по очереди

Идея овладевает массами по старому, испытанному способу.

Заигрывает, строит глазки. Вздыхает. Клянется в вечной любви.

Сулит золотые горы и долины.

И в удобный момент овладевает массами и навсегда забывает о них.

Когда Сизиф молчит…

Народ Сизифа жил на плоском острове, на котором подняться можно было только собственным ростом. Но люди этого народа росли плохо: жизнь у них была трудная, приходилось много работать и мало зарабатывать. Вот поэтому они не росли.

И тогда у Сизифа возникла мечта: поднять остров на такую высоту, на которой его народ почувствует себя большим, и построить на этой высоте город Неба.

Народу эта мечта понравилась, ему захотелось жить в городе Неба, и от этого мечта Сизифа поднялась горой, и на ней уже можно было строить город.

Вот тогда и покатил Сизиф в гору камень, первый камень будущего города.

Камень был тяжелый, Сизиф так громко кряхтел, что дети пугались и у стариков подскакивало давление. И старики говорили:

— Если ему так трудно, пусть не катит, а если катит, пусть не кряхтит.

Старики плохие мечтатели.

Сизиф уже совсем было выкатил камень на вершину горы, но тот внезапно вырвался из его рук, понесся с горы и убил внизу кого-то из народа.

Этого человека похоронили, а камень поставили на его могиле. Как памятник жизни, отданной высокой мечте.

А Сизиф покатил второй камень. Он катил, а народ внизу стоял и мечтал, как этот камень ляжет в основание города и как в этом городе будет жить народ — на той высоте, какой он заслуживает.