У центральных ворот стоял грозный белиберд с алебардой.
— Ты в своем уме? — почему-то поинтересовался он у Шиманского.
— В своем, — ответил тот, еще не зная, что свой ум — понятие относительное. Любая наука — это наука жить чужим умом.
— Тогда проваливай, — сказал белиберд, взмахнув алебардой.
Шиманский еле успел отскочить. И услышал за спиной смех, скорей добродушный, чем язвительный.
Владелец смеха вел подзаборную жизнь с внешней стороны забора и даже не думал проходить внутрь, потому что, как он объяснил Шиманскому, он не какой-нибудь проходимец, он скорей доходяга, из тех, что до забора доходят и здесь останавливаются. Потому что в жизни главное вовремя остановиться.
Владелец смеха объяснил Шиманскому, что жители этого Зазаборья все не в своем уме, потому что индивидуальная умственная деятельность у них запрещена, даже самые выдающиеся умы давно национализированы. И жители Зазаборья все в одном уме, который спускается им откуда-то сверху, а откуда — в точности не знает никто. И даже если их собственный ум по сравнению со спускаемым — все равно, что слон по сравнению с козявкой, они будут мыслить этим, козявочным, и старательно приседать, пригибаться, ползти на брюхе, чтоб никто чего доброго не подумал, будто они в своем уме.
Шиманскому это было непонятно. Может, потому, что он был недописанный.
Дописанный человек сказал: Ум дан человеку, чтоб скрывать свои мысли. Свои собственные скрывать, а наружу выставлять только общественные, государственные. Потому что хоть человек и в своем уме, но живет-то он не в уме, а в обществе, в государстве.
— А от кого ты без ума? — не без подвоха спросил владелец смеха, внутренне хихикая и скаля зубы, в предчувствии, как будет сейчас хохотать.
Шиманский ответил, что он без ума от Лизочки, от Луизочки, а также от Ларисочки. А еще от Алисочки и Анфисочки (эти у него были в запасе, вроде как на скамейке запасных игроков).
Тут владелец смеха выдал наружу все, чем владел. От раскатистого грохота белиберд выронил алебарду и так подпрыгнул, что перепрыгнул через забор, но тут же приосанился, важно прошел в ворота и, прижав к ноге алебарду, замер в исходной позиции.
Владелец смеха все еще смеялся. А отсмеявшись, объяснил, что в Зазаборье без ума нужно быть не от частных лиц, потому что частные лица все давно национализированы, а от государственных дел, государственных планов, задач и свершений, от композиционных построений, сюжетных ходов и других достоинств этого выдающегося произведения.
От таких высоких слов, которые значительно превысили высоту забора, белиберд замер по стойке смирно, хотя самих слов не слышал, а лишь ощутил их накал. И травы, которые давно полегли от скуки или от равнодушия, встрепенулись и вытянулись в струнку. И дома за забором стали выше, словно им прибавили по этажу. Один владелец смеха не реагировал на собственные высокие слова и, внутренне улыбаясь, продолжал дописывать Шиманского, чтобы тот мог войти в Зазаборье и стать полноправным его персонажем и даже, если понадобится, героем. Потому что когда у них быть прикажут героем, у них героем становится любой. А вот и два героя выходят из ворот. Чепух и Балбеса. Интересно, куда они собрались. Чепух объясняет: они идут за горизонт. Потому что за горизонтом намного лучше, чем здесь, перед горизонтом. А зачем же жить там, где хуже, если можно жить там, где лучше?
А как же родина? Ведь Балбеса собиралась любить родину. Не Чепуха, а только родину.
Она и теперь любит родину. Но что же делать, если хорошо только там, где нас нет, а здесь мы есть, значит, здесь нам всегда будет плохо.
Поэтому они с Чепухом идут туда, где их нет. За горизонт. Туда, где их нет и никогда не будет.
Последнее объяснение дал владелец смеха. И долго смеялся, потому что ему это почему-то было смешно.
Трижды вычеркнутый
Короля играет окружение, а мысль играют слова. И зачастую не только играют, но и выигрывают. А мысль проигрывает. Как набегут слова на мысль, она от них не отобьется. Поначалу сопротивляется, уходит в подтекст, но потом постепенно привыкает. Ей начинает нравиться, что ее окружает так много красивых слов, и она кажется себе более значительной, чем есть на самом деле. Надо построже быть со словами, вовремя их вычеркивать, а то, привыкнув словам, можно навсегда отвыкнуть от мыслей.