«…А может, — думал Егор, высоко оценив себя, — восхищён сноровкой калеки»…
— Ствол у тебя? — спросил Тутыр.
Бис кивнул.
— Хорошо, — улыбнулся он красивыми зубами. — Можешь считать, что добыл в бою!
«…Весь он какой — то неприлично красивый для «солдата», — на секунду подумал Егор.
— Работаем по привычном плану! — коротко проинструктировал Голиаф, сев в машину, которая будто гнедой жеребец привстала на одно колено под весом хозяина в боевых доспехах.
«Интересно, — в своих мыслях находился Бис, совершенно далеко от происходящего. — У библейского «Халка» был конь? Или, может, колесница?»
В машине снова закрутилась осетинская пластинка. Маршрут был новый, как и водитель, и Голиаф всякий поворот указывал Аюбу рукой, не всегда вовремя, но всегда целиком перекрывая Егору обзор видимости в лобовом стекле машины так, будто утреннее кислое солнце на время кубарем падало за горизонт и стремглав проносилась короткая летняя ночь.
Дни закрутились погожими и похожими друг на друга, как Берг и Кибо (такой позывной получил Бис, коротко от «киборг»), которых во взводе Зазиева в шутку прозвали близнецами. В отличии от первого, второму прозвищу Бис не обрадовался, а Кобергкаев пока об этом ничего не знал потому, что во взводе после конфликта не появлялся. Официально, числился на больничном. А «Кибо» был выбран не случайно, как излюблено выражались местные — в оперативных целях, которых на Донбассе оказалось много и разно. Второй причиной такого позывного стало присутствие в донецком аэропорту украинских военных, которых местные прозвали «киборгами», конечно же, за живучесть, а не содержание у тех в организме машинно — человеческих компонентов.
Был и другой вариант от «Киборга», но Егор отмёл его сразу. Лично предложил — «Водопад» или «Инженер», но, первый, оказался водовозом в батальоне, а второй — имелся в какой — то особой спецгруппе, не то в «Оплоте», не то в Русской православной армии, и тогда Бис махнул протезом, решив: лучше так, чем по марке производителя бытовой электроники в том варианте, в котором почти незаметна разница с Бергом. Такому сходству Егор категорически противился, достаточно было того, что дразнили двояшкой.
На что — то другое Егор уже не рассчитывал, подозревая, что на редком фронте с фантазией был порядок, а в роте кавкасионного типа с ней, пожалуй, как на всём Кавказе всегда было печально в силу традиционного аскетизма и религиозной философии. Однако, он ошибся.
Как оказалось, лакец Аюб Текуев по названию любимой песни «Пепел к пеплу» известного немецкого коллектива выбрал позывной «Аше», который здешние полиглоты зачем — то перевели на русский, решив, что так будет патриотичнее, на ряду, а вернее в одном строю, с греческим «Омегой», остзейским «Бергом», арабским «Зелимом», дисишным «Бэтменом», библейским «Голиафом» и красавчиком «Тутыром».
Аше был взбешён до побелевших сбитых костяшек кулаков, скрученных канатом желваков на скулах и вздувшихся под бородой — ширмой, но, в финале всей истории всё — таки став Пеплом, повёл себя удивительным образом сдержано.
— Пепел, жди в машине, — сказал Голиаф Аюбу. — Кибо, идёшь с нами.
Текуев только цыкнул в ответ.
Собственно, он цыкал в начале любого выдаваемого голосового сообщения, если не делал этого вместо слов, будто переключаясь с приёма на передачу, клацал тангентой радиостанции.
— Словами говори, понял? — сказал Голиаф раздражённо. — У меня нету терпения разгадывать твой сигнал!
— Я — Пепел, понял, — кивнул Аюб, как обычно вначале цыкнув.
Получалось, как в радиоэфире, очень правдоподобно.
С утра в Кировском районе случилась перестрелка и розничные торговцы на Покровском наперебой болтали что — то о переделе полевыми командирами ополчения сфер влияния в городе, что незаконные вооружённые формирования свои интересы будут отстаивать по любому, то есть — огнём и мечом.
Кем — то в районе Мариновки была занята артиллерия. Отголоски артиллерийских разрывов, как далёкие грозовые раскаты среди совершенного голубого неба, осязаемые едва заметным, но упругим сотрясанием воздуха, еле — еле ощутимой дрожью насиловали слух Егора.