Ее голос вдруг изменился, сказав, она словно плетью меня хлестнула, и это моментально заставило меня прийти в себя.
– Нет, госпожа, что ты! Я просто…
Шериада изогнула бровь. За окном наконец запели птицы, и солнечные лучи позолотили стены спальни, заставив ярко вспыхнуть рисунок на обоях.
Только принцесса осталась в тени, и мгла вокруг нее казалась живой.
– Нет, госпожа, – повторил я, стараясь держать себя в руках. – Простите… Прости. Ничего подобного у меня и в мыслях не было.
Краем глаза я заметил, как Ори попятился к окну. Шериада же наоборот шагнула ко мне, и тени двинулись за ней следом. Потребовалось все мое самообладание, чтобы остаться стоять: от принцессы тянуло падалью, как от высшего демона. Падалью и морозом.
Подойдя почти вплотную, Шериада, не сводя с меня глаз, размахнулась и отвесила пощечину – такую сильную, что меня отбросило к стене, а щека вспыхнула от боли.
– Ты забываешься, мальчик, – сказала Шериада, и сейчас ее голос был смертельной зимней стужей. – Ты сильный, тебе повезло выжить здесь целый месяц, ты даже смог обзавестись друзьями, и ты решил, будто можешь претендовать на большее? Если бы Повелительница или кто-нибудь из ее окружения услышали тебя сейчас, ты бы печатью подчинения не отделался. И даже смерть была бы слишком легким наказанием. Тебя бы забрали в застенки Розового дворца и пытали – так долго, пока твоя магия не утекла бы, как вода в песок, а от личности ничего не осталось. Мне показать, как это делается?
Ее глаза не давали мне отвести взгляд и заполняли мир вокруг – прямо как вчера глаза Алии. Серые сегодня, зеленые вчера. Только сейчас это было страшно: словно огромный паук плетет сеть, прежде чем меня съесть.
– Н-не н-надо, госпожа.
Шериада ухмыльнулась, и я задрожал – в ее взгляде ясно читалась жестокость. Я привык видеть ее и угадывать женские желания, я не мог ошибиться. Жестокость и жажда боли. Нуклийские волшебники, у которых нет никакого представления о морали, не страдали от избытка щепетильности. Я знал, что меня ждет.
Следовало умолять ее: опуститься на колени, быть может, поцеловать носки туфель – умел же я раньше просить прощения! Сейчас ноги не сгибались. Я смотрел на принцессу, дрожал, но стоял прямо.
Вместо меня на колени бросился Ори.
– Миледи, прошу, умоляю, не надо! Господин просто еще не проснулся, он не понимает что говорит. Не гневайся!
Шериада снова ухмыльнулась, но стоило Ори коснуться ее туфель, усмешка пропала, как и жестокость. Принцесса растерянно огляделась, словно вдруг позабыла, что происходит.
– Я… Не… Что?..
Потом она отступила на шаг, потом еще на один, и еще. Резко выдохнула, наткнулась на кресло, чуть не упала в него и тяжело оперлась о подлокотник.
– У вас вино есть?
Не вставая с колен, Ори кивнул.
– Розовое имперское, как ты любишь, миледи. Прикажешь принести?
Шериада опять растерянно огляделась.
– Да… Да, принеси, Ори, пожалуйста.
Когда он встал, его лицо ничего не выражало, словно случившееся было для него делом обыденным. И на кухню он не побежал сломя голову, а спокойно пошел, как хорошо вышколенный лакей. Я поймал себя на том, что недоуменно смотрю ему вслед. Может, все это действительно нормально для Нуклия? Принцесса, входящая в спальню молодого человека без стука на рассвете с угрозами пытать его до смерти. Может, это я что-то не понимаю?
Шериада, спотыкаясь, буквально наощупь наконец села в кресло и принялась тереть лоб. Я смотрел на нее, и в рассветных лучах принцесса сияла как… Да, почти так же ярко, как Повелительница.
Понятнее не стало.
Ори не заставил себя долго ждать – минуты не прошло, а он уже расставлял на прикроватном столике хрустальные фужеры. Один из них он наполнил и с поклоном протянул принцессе на серебряном подносе.
Шериада тут же его осушила и взглядом приказала налить еще. А потом еще. И еще. Когда бутылка опустела ровно наполовину, принцесса все-таки остановилась и попыталась изобразить улыбку. Получилось плохо: ее губы словно сами собой складывались в жестокую ухмылку. Но голос звучал ровно:
– Спасибо. Что, тебе нравится служить Элвину?
– Да, миледи, – не раздумывая, ответил Ори, и мне стало спокойно.
Принцесса кивнула.
– Хорошо. Очень хорошо. А сейчас, пожалуйста, оставь нас. Клянусь, я ничего твоему господину не сделаю.
Ори снова поклонился, посмотрел на меня и вышел из комнаты.
– Элвин, ты вино по-прежнему не пьешь? – поинтересовалась Шериада как только мы остались одни.
– Нет, госпожа. – Я понятия не имел, как себя вести. Извиняться? За что? Что я такого сказал?
Шериада тоскливо посмотрела на меня – и приложилась к горлышку бутылки, как заправский пьяница.