— Джентльмен Дэрик, — вопрошал Шандер Мандрагора, нахально наезжая крупным планом, — вы приняли чрезвычайные меры, чтобы разоблачить Соджонера Страйгера как расиста и опасного фанатика. Что заставило вас решиться на такую спорную и даже противозаконную акцию, которая могла запятнать вашу репутацию и испортить блистательную карьеру на годы вперед?
В лице Дэрика промелькнуло что-то невидимое остальным. И пока длилась эта секунда, я почти поверил, что он сделал это не ради корысти. Что он, возможно, нашел-таки где-то в себе честность и расскажет всем, кто он такой на самом деле. Но секунда прошла, и на лицо Дэрика вернулось выражение беспокойства и досады.
— Соображения высшего порядка, — выдал он пустой ответ, профессиональную ложь политика. Сдерживая любопытство наблюдающего за ним универсума, Дэрик смотрел Мандрагоре прямо в его третий глаз с выверенной, рассчитанной пристальностью, которая говорила о том, что Дэрик знает, как обращаться с Сетью, — но и только. Аргентайн не могла отвести взгляда от экрана. — Я очень тесно сотрудничал с Соджонером Страйгером, являясь агентом Центавра в делах, связанных с дерегуляцией. Мне стало ясно, что он опасно нестабилен. Но, принимая во внимание его огромную популярность в народе, я почти не сомневался, что именно он будет избран в Совет Безопасности. Когда я понял, что может случиться, я почувствовал необходимость остановить его. Я знал, что при его авторитете в народных массах для того, чтобы эффективно предотвратить премьеру этого травестийного шоу, этой пародии, потребуются неортодоксальные средства. И я пошел таким путем.
— А что жертва? — спросил Мандрагора. — Я сам брал у него интервью, когда он спас нескольких человек при попытке покушения на леди Элнер Лайрон Та Минг. Он был ее помощником; она была осведомлена о том, что вы делали?
— Она абсолютно ничего не знала. — Дэрик едва сдержал гримасу. — Я познакомился с ним потому, что в тот вечер он спас жизнь и мне тоже. Он согласился сыграть перед Страйгером роль жертвы из-за собственного отношения к Страйгеру и его фанатизму. С его стороны это был мужественный поступок, и бедный парнишка жестоко пострадал за свои принципы. Сейчас он уединился и не хочет, чтобы его беспокоили. — Я выругался, отыскивая ядовитую улыбку, которая, я знал, скрывалась за его словами. — Естественно, что он не был посвящен во все детали замысла и выступил лишь в роли, так сказать, наживки.
— Мерзкий извращенец, — пробормотал я.
Аргентайн нахмурилась:
— Он покрывает тебя. Берет на себя всю вину. Как ты этого не видишь? Он защищает тебя от уголовного наказания. Знаешь ли ты, в какой заднице ты бы засел, если бы не он?
— Он надувает Харона и набивает себе цену, — устало сказал я, дотрагиваясь до распухшей щеки и вздрагивая от боли. — Пошел он… Пусть делает что хочет. Я свое получил.
— Он мог бы этого и не делать. У него будут большие неприятности. Ты даже допустить не можешь, что он способен на достойный поступок?
— Нет, пока он его не совершит. — Я покачал головой, и комната завертелась у меня перед глазами. Аргентайн отвела взгляд.
— Известно, — говорил Мандрагора, — что Транспорт Центавра выиграл бы в финансовом плане больше, чем все остальные корпорации, поддерживающие дерегуляцию. Вы член этого борта, и все же вы не только дискредитировали Соджонера Страйгера, но и сами проголосовали против дерегуляции. Что заставило вас голосовать в ущерб интересам корпорации?
— Шантаж, — прошептал я так тихо, что даже Аргентайн не услышала.
Дэрик слегка распрямил плечи и стоял, теребя манжету.
— Есть вещи, — с достоинством, какого я не ожидал в нем увидеть, сказал он, — поважнее денег.
— Например его собственная шкура, — ухмыльнулся Мика и поднял бокал. — За тебя, выродок, — сказал он и выпил одним глотком все содержимое. Потом он сел, потянулся и рывком вытащил себя из подушек, загородив своим телом экран. И я не увидел, что сделал Дэрик потом. Мика отлично контролировал каждое свое движение, хотя и пил, не останавливаясь, целый вечер.
Мне еще не доводилось встречать людей, которые, напившись, так хорошо соображали бы и быстро трезвели, как Мика.
— Похоже, он оплатил счет. Думаю, это значит, что Рынку придется сделать то же самое. — Мика передернул плечами, глядя на меня сверху вниз. — Похоже, сегодня в выигрыше все. Но, возможно, Правителю все равно придется послать кого-нибудь слегка пнуть его под зад, — так просто, чтоб он понял, как он счастлив. — Мика улыбнулся, прикидывая, уж не внести ли ему такое предложение. Аргентайн помрачнела, но промолчала. Мика протянул мне руку, и мы скрестили большие пальцы.
— Пока, малыш! Это было настоящее.
Я улыбнулся уголком рта и кивнул. И вдруг меня захватила одна-единственная мысль: попросить у него то, что я клялся не просить больше никогда. Но взгляд Мики и то, что лежало за ним, заморозили слова прямо у меня в горле. Я опустил глаза, напомнив себе, что на пластине еще осталось целых три красных кружка. Я снова поднял голову.
— Спасибо.
Мика показал мне шрам на ладони:
— В любое время, брат.
Вскинув руку в прощальном жесте, я глядел Мике вслед, пока он не вышел из клуба. Повернувшись к Аргентайн, я обнаружил, что она исчезла. Рядом со мной какая-то незнакомка с полосатой кожей и длинным полосатым языком лакала из кувшина сироп. Я съел пару булочек с мясом и залепил анестетиками те места, где сквозь перевязку начинала просачиваться сукровица. Полосатая незнакомка пригласила меня на танец, но я отказался — мне было не до танцев. Улегшись обратно на мягкое ложе, я стал рассматривать проплывающую над пустой сценой бесконечную череду кадров: повторы, интервью, ретроспективные заставки. От неподвижности мое тело онемело.
Пока я слушал Дэрикову исповедь, в клуб вошел Дэрик во плоти. Я чувствовал, как он идет по клубу, как пробирается сквозь толпу к Аргентайн, которая в этот момент остановилась, чтобы снова посмотреть на его изображение.
В мозгу Дэрика, как и всегда, творилось что-то невообразимое. Пройдя через комнату, он остановился позади Аргентайн, наблюдая, как она стоит не шевелясь и пристально смотрит в его голографическое лицо.
Дэрику захотелось обнять Аргентайн, доказать и себе, и ей, что он живой, доказать им обоим, что она все еще его любит… Но он сдержался и лишь слегка дотронулся до нее — просто чтобы она обернулась. Протянув ей переходник, он пробормотал несколько ни к чему не обязывающих фраз.
Аргентайн взяла переходник и вставила его в гнездо. Потом она спросила Дэрика, как у него дела, сказала, что она очень рада, что все закончилось благополучно. Но, произнося эти слова, она чувствовала их гулкую пустоту. Аргентайн рассказала Дэрику о том, как прошел сеанс в Сети, а затем, как будто не сдержавшись, — о том, что испытала за этот час она… Руки ее вытянулись вперед, как у лунатика, и стали ощупывать воздух. Вот они коснулись его груди… скользнули вниз и обвились вокруг его талии. И уже не было для нее пути назад, когда его ладони легли ей на плечи, а мысли Дэрика проникли в те потайные глубины внутри нее, где все эти долгие, бесконечные дни пряталась боль.
Я бросил наблюдать за ними, бросил чувствовать. Я не понимал, кто вызывает во мне большее отвращение и почему я не удивился увиденному.
Оглядывая сцену и голографические картинки на ней, я поджидал Дэрика, зная, что он обязательно подойдет.
Наконец он пришел, и самодовольная ухмылка сползла с его лица, как только я поднял голову. Увидев мое лицо, Дэрик вздрогнул.
— Смойтесь, — приказал он сидящим вокруг меня людям. Они послушно ушли. Дэрик сел и, превратившись в саму серьезность, спросил:
— Теперь ты удовлетворен?
— Ты выполнил свою часть, — выдавил я из себя.
— А что насчет Черного рынка? Они видели? Они тоже удовлетворены? Получил я свою жизнь назад?
Я пожал плечами, и у меня заболели все мускулы — и спины, и груди.