— А-а-а-а!!!
— Тихо! Чего орёшь? Хочешь, чтобы сюда вся округа сбежалась?
— Брэтэлла, ну тут же жмурь полный, упыриного типа!
— Было бы жмурём, так бы не трясло.
— А-а-а-а!!!
— Да заткни ты её, нервов не хватает.
— Т-ш-ш, сестрёнка, у братэллы мозги сохнут, а трупидзэ ещё тебя за баньши примет, поднимется — совсем плохо будет.
Боль медленно разливалась по телу, едва проступая в каком‑то вязком бесчувственном отупении.
— Он же мёртвый! Мёртвый!
— А чё, живой с такой дырищей краше был бы? Смотри, смотри ща, фонтанчик будет!
— А-а-а! Убери сейчас же палец!
— Заткнулись оба! Убрал корявки! Подобрала шнягу[29]!
Редкие искорки похожих на вспышки затухающего пламени нервных разрядов пробегали по телу, заставляя непроизвольно сокращаться мышцы.
— О! Смотрите! Киса-мурыса! Кисонька иди ко мне, кис-кис-кис… А-а-а, зараза! Я тебе сейчас!!
— Отпусти кошку, урод! Вот я тебе! Перестань издеваться над животным!
— Эй, чё совсем дурная? Положи дурынду! Ой, больно — больно! Чё, ты такая злая? А если сдачи дам? Чё, страшно? Супер-пупер удар бронированной кошкой!! У-я-а-а!!
— Мряу-у-у!!
Странное гудение раздражало барабанные перепонки, побулькивало, дёргало в мозгу заплывшие нервы, вызывая даже не боль и просто обострённую чувственность.
— Ой, мамочки! Оно шевелится!
— Уберите кошку имбицылы! Где вы только её достали?
— Ты, грозная воительница, отцепляй снаряд, пока я добрый! А то ща она жмуря ухарчит.
— Он же живой! Фу-у-у!!!
— Это ненадолго. Сейчас я выну эту его серёжку с уха — враз окочурится.
— А серьгу загоним! Такой артефакт с три гоночные ступы потянет!
Сквозь холод, плотно облепивший ноги и медленно расползавшийся по телу, отчётливо ощущались ногти, их корни болезненно вгрызались в плоть и подтачивали кости.
— И откуда такие дорогие цацки у кабинетного лишайника? Глянь‑ка, даже охранка стоит, как на сейфе.
— Так, может, с сейфа и спёр?
— Ой, мальчики! А я его знаю! Это Мастер Ихвор! Он у нас на практических по Алхимии как‑то старую Колбу заменял.
— Ох, ты ж ёжики-печеньки! Таки, други, это ж сынкуля нашего Главного, но не совсем Главного. Не того Главного, что по дури может зимой на медведях кататься, а того Главного, что по узилищам прогулки водит. В смысле, не сам водит…
— Мы влипли! Серьёзно влипли! Если выйдут на наш след, то порвут, как упырь курёнка. Здесь же следов на целый том разбирательств…
— А давайте его прикопаем где‑нибудь и дело с концом!
— С твоим что ли? Присмотрись, с чем на Бороду кидалась. Не удивлюсь, если этим мужика и завалили. Как думаешь, чей след всё перекроет?
В подреберье разливалось тепло, гнусно хлюпая в лёгких густой металлической жижей, грозя затечь в горло и нос.
— А-а-а-а!!!
— Заткнись, дура!
— Что же делать!?!
— Мыть шею, сестрёнка, чтоб верёвка лихо шла.
— Закройся! Кась, давай живо на стрёме постоишь и, Триликого ради, спрячь ты этот арбалет! Хоть под юбку засунь, потом избавимся. Борода, да брось ты, наконец, эту кошку! Дай свой счастливый амулет. Вот, ещё с полчаса лишних продержится. Бери его под руки! К дядьке дотащим, он и не таких на ноги ставил. А очухается — сам подтвердит, что мы тут ни боком, ни рылом. Давай, на три. И ра-а-аз…
Поток холодного горького воздуха вцепился в нёбо и настойчиво ринулся вглубь, расправляя сжавшиеся лёгкие. Ихвор открыл глаза и сделал судорожный вздох.
По дороге, важно поднимая красные нелепые лапы, медленно тянулась вереница жирных, покрытых разводами подсыхающей грязи гусей. Птицы брели неторопливо, словно, передвигаясь от сажалки к сажалке, делали величайшее одолжение всему миру из‑за необъятной широты своей гусячьей души. Длинные шеи горделиво держали маленькие красноносые головы, и казалось: пролетай сейчас мимо ступа — непременно парочка особо самодовольных голов застряла бы в днище. Яританна опасливо посторонилась, пропуская торжественный строй и едва подавляя болезненное желание вскочить на межевой камень подальше от шипучих демонов, повергших её в ужас ещё во время прошлого приезда. Памятуя, как долго пришлось сводить синяки и защипы после их первой встречи, она не желала вновь вызывать на себя их гнев, но и они не слишком жаждали повторить опыт общения. Будто ощущая (может, и действительно чуяли: кто их птиц разберёт) всё ещё сочащиеся из заживающей ауры тёмные эманации, гуси не спешили подходить ближе к новоявленному некроманту и двинулись от неё по широкой дуге. Алеандр проводила их удивлённым взглядом, но от комментариев воздержалась, лишь картинно выгнув бровь на манер Важича.
29
Шнягой на сленге золотой молодёжи называют маленький порционный свёрток звёздной пыли или другого наркотического средства.