И вот, ребенок родился. Наташа была худенькой, под ее огромной черной курткой с клепками живот начал угадываться только перед самыми родами. Когда начались схватки, Сергей прямо с очередной тусовки привез ее в родильное отделение на мотоцикле. Персонал был крайне удивлен, увидев лохматую, вызывающе накрашенную беременную малолетку в кожаном прикиде, тяжело слезающую с высокого сиденья мотоцикла. Во время родов Наташа орала, как зверь, страшно материлась, проклиная будущего ребенка, и неистово махала ногами, норовя попасть кому-нибудь из акушерок прямо в лицо. Конечно же, в долгу они не оставались, поэтому первое, что услышала Алена, появившись на свет, была матерная перебранка между еще не протрезвевшей мамой и озверевшим от такой пациентки полупьяным персоналом. Кормить грудью Наталья категорически отказалась, сказав, что ребенок прекрасно будет питаться молочной смесью. Во вторую ночь после родов она исчезла из роддома через окно, оставив одинокую Алену на попечение государства и Господа Бога. Больше они не виделись.
Миша.
Когда он попал в детский дом, ему было шесть. Родители, ополоумевшие от пьянства, просто перерезали друг друга во время очередного застолья с друзьями. Миша, привычный к развлечениям родителей, тихо спал в маленькой комнатке. Раньше это была обыкновенная кладовка. В квартире было две комнаты, но своего угла у Миши не было, потому что дома всегда жили какие-то друзья, знакомые и родственники, а точнее собутыльники его веселых родителей. Миша сделал себе убежище, притащив в кладовку матрас, одеяло, подушку и прятался тут, когда мама с папой в компании друзей в очередной раз что-нибудь отмечали. Сердобольный сосед дядя Миша из квартиры напротив, жалел своего маленького, никому не нужного тезку, иногда подкармливал его супом, угощал конфетами, однажды даже подарил Мишке перочинный нож. «Это тебе на всякий случай, мало ли, кто к твоим в гости-то забредет. Носи его с собой». А один раз, когда родителей не было дома, сосед пришел к Мишке, и принес шпингалет. «Надо бы тебе задвижку поставить на твою коморку», - Сказал он и прикрутил шпингалет на внутреннюю сторону двери Мишиной кладовки. Хорошо прикрутил, крепко. Именно этот шпингалет и спас тогда шестилетнего Мишку Остапенко от смерти во время пьяной поножовщины.
Виолетта.
Она всегда считала, что если от рождения человеку дано редкое имя, то он будет счастлив. Счастье началось рано. Когда ей было два года, отец повесился. Интеллигентный человек, запутавшийся в финансовой ситуации девяносто первого, потерявший работу, деньги, самоуважение, он просто не справился с этот чуждой для него жизнью в условиях перестройки. «Слабые умирают, выживают только сильные», - Виолетта понимала это каждый раз, когда дома заходила речь об отце. Чаще всего разговоры на эту тему заводила бабушка. Она так и не простила зятя, испугавшегося жизни и бросившего семью на произвол судьбы. Продолжилось счастье, когда Виолетте исполнилось восемь. Мама уехала в командировку за границу и пропала. Через два месяца от нее пришло письмо, где сообщалось, что она никогда больше не приедет в Россию, что там, в далекой Италии она нашла свою судьбу. Детей она оставила на попечительство бабушки, своей матери. «Человек может быть счастлив, только в том случае, если он всегда думает о себе», - и это правило Виолетта хорошо усвоила. Когда ей исполнилось тринадцать, счастье возобновилось с новой силой – умерла бабушка. Ее и восьмилетнего брата Павлика отправили в детский дом.
Костик.
Костик был одиннадцатым ребенком в семье. Отец был обладателем классического имени – Вася Сидоров. Всю жизнь он проработал забойщиком в метро. Дети видели его крайне редко, потому что график «сутки через трое» предполагал возможность дополнительной халтуры, чем и занимался отец, работая все жизнь через день. Суточная смена начиналась в шесть утра, заканчивалась на следующий день в это же время. Отец приходил домой, ел, курил вонючую «Приму» и заваливался спать, а потом просыпался, садился к телевизору, снова курил и снова заваливался спать. В половине пятого он вставал и уходил. Мать, вечно-беременная и всегда чем-нибудь недовольная, была всегда дома. Она занималась уборкой, стиркой, готовкой, шитьем, вязанием, короче, вела интересный, духовно-богатый образ жизни, украшающий женщину. Кроме того, фактически каждый год мать совершала экскурсионные рейды в роддом, где ее уже давно считали не то больной, не то идиоткой. Сидоровы не могли похвастаться материальной независимостью, поэтому все одиннадцать оборванцев были рассованы по бесплатным садам, яслям, пятидневкам и интернатам. Одному богу было известно, зачем они строгали этих несчастных детей с таким завидным постоянством, обрекая их на полуголодную, оборванную, полную зависти и ненависти жизнь.
Когда родился Костик, родителям было уже далеко за сорок. Через месяц после его рождения отец погиб – его завалило в шахте. Мать осталась одна. Конечно же, она любила всех своих детей, но предыдущие десять были старше, многие из них были разбросаны по свету. Они были уже как-то устроены в жизни, не требовали ежесекундного внимания, как вновь родившийся Костик. Мать, узнав о смерти кормильца, заперлась в ванной и два часа сидела там наедине со своим горем, решая как жить дальше. К сожалению, иногда человек больше боится расстаться со своим привычным устоявшимся миром, чем потерять близкого человека. Когда мать Костика вышла из своего убежища, глаза были красными, но она все-таки пошла в какой-то Комитет и добилась того, чтобы ее одиннадцатого ребенка Константина Васильевича Сидорова взяли в детский дом.
Зюзина
Анна Рудольфовна Зюзина, сорокатрехлетняя старая дева, заведовала детским домом № 311 уже почти двадцать лет. Она и сама всю жизнь прожила здесь – сначала воспитанницей, потом воспитателем, теперь директором.
Родители ее папы, Зюзина от рождения, дали сыну странное имя Рудольф. Особенно радовало всех сочетание имени и фамилии, что всю жизнь давало возможность окружению Рудика подтрунивать над ним.
Рудольф Зюзин стал директором средней школы, когда ему едва исполнилось двадцать пять. Все отмечали потрясающие педагогические способности и деловую хватку молодого учителя географии. Никто не удивился, когда в один прекрасный день он стал директором. Школе он отдал всю молодость, был честен, справедлив и требователен. Женился Рудик только в сорок на одной из выпускниц своей школы. Роман закрутился неожиданно и стремительно. Он влюбился в десятиклассницу Риту Семенову и просто не мог сдерживаться. Видно, дал знать о себе кризисный мужской возраст – сорок. Рудольф Зюзин всегда прежде всего был педагогом, а потом уже все остальное. Слово «ученица» было для него свято, поэтому он дождался-таки выпускного вечера, во время которого в собственном кабинете на столе доказал юной любительнице географии, что несмотря на разницу в возрасте в двадцать два года, он добьется ее любви. Она не сопротивлялась, ей почему-то и самой очень нравился красивый опытный мужчина со статусом, владелец собственной квартиры, машины и неплохой директорской зарплатой. Слухи о романе директора и ученицы очень быстро расползлись по школе. Шел шестидесятый год, культ морали. Жениться на своих ученицах тогда было не принято, поэтому вскоре после вышеописанных событий, Рудольфу Зюзину пришлось уволиться из школы.
Девочка Рита звезд с неба не хватала, поэтому не смогла сделать ничего более талантливого, как в свои семнадцать родить директору дочь Аню. Семья переехала из Москвы в подмосковный Красногорск, где вскоре Рудольф устроился воспитателем-наставником в местный детский дом. Юная жена вскоре поняла, что промахнулась и со статусом, и с квартирой, и с зарплатой. Вскоре она, капризно надув губки, собрала свои вещи и уехала обратно в Москву, к папе с мамой, оставив Рудольфа и годовалую дочку. Таким образом, Аня при живых и вполне благополучных родителях, всю жизнь провела в детском доме.