Книжник выбрался из ямы, в два полутораметровых прыжка, причём второй был произведён практически от ровной поверхности, без каких либо уступов, или трещин - от которых можно было бы оттолкнуться. На краю котлована, показались очертания гейши, но очкарик обогнул её естественно, будто проделывал это каждую минуту, на протяжении нескольких прошлых лет. По пути, клюнув "потрошителем" туда, где находилось сердце гадины. И пропал из вида.
Лихо закрыла глаза. А когда, спустя полминуты - открыла: возле неё - неразличимыми, смертоносными па, метался Шатун. Убивая любую нечисть, по своей природной глупости, помноженной на принуждение Сдвига - спустившейся вниз, в котлован. Зверьё лезло со всех сторон, и громила крутился громадной, убийственной юлой, отправляя на тот свет любого, до кого доводилось дотянуться... Долго это продолжаться не могло, но пока что - это происходило.
Книжник бежал к точке. Неизвестно, как это выглядело со стороны, но после того, как он стащил с шеи Лихо - деактиватор, весь мир застыл. Не глобально, не совсем: но на девять десятых. Создания Сдвига, попадающиеся на пути - двигались как муха, по лужице сиропа. Заторможено, вяло, как та - первая гейша, попавшаяся ему на пути. Книжник мог сделать с ней, всё что угодно. Свернуть шею, завязать ноги узлом, вырвать позвоночник голыми руками. Ножом он ударил её, скорее по инерции, не раздумывая. Полное осознание своей силы, пришло несколькими секундами позже.
Располовиненный памятник приближался с невероятной быстротой, как будто они с Книжником - были соединены невидимой, туго натянутой полоской резины, которой пришло время сократиться.
Реальность, как и утверждал Арсений Олегович, ощущалась в полной мере; несмазанно, объективно, без выпадения хотя бы одного из чувств.
Мешающееся на пути зверьё, очкарик незатейливо расталкивал, в буквальном смысле слова: сметая с пути всё лишнее, мешающееся. Иногда пуская в ход "потрошителя", с какой-то запредельной уверенностью зная, куда и как - следует отработать.
Пьедестал надвинулся, навис над Книжником: высокий, из отполированного сероватого мрамора. Книжник оттолкнулся, и прыгнул: понимая, что сейчас наступил пик, который очень скоро - пойдёт на спад. Где-то внизу, звякнул выпущенный из руки нож, и пальцы коснулись верха пьедестала, подтягивая тело наверх. Сейчас Книжник мог всё. Сейчас у него не было прилива сил. Он сам - был силой. Распирающей тело изнутри, горячей, но чужой...
Брезентовый, защитного цвета чехол, выпустил деактиватор на свет, и Книжник поднял руку вверх, держа приспособу на раскрытой ладони. Он не знал, сколько ждать, чего ждать, и стоит ли вообще - ждать. Может, всё уже произошло, когда он вступил в зону активности, может - надо ещё четверть часа, час, сутки, вечность...
Деактиватор обжёг ладонь, на мгновение - превратившись в вынутую из костра головню. Серая поверхность - стала светлеть, сохраняя прежнюю структуру. Потом она налилась алым, будто всё та же головня, на которую подули изо всех сил, пробуждая таящийся в ней огонь: и всё кончилось.
Деактиватор потух, больше не подавая признаков жизни.
Они сделали всё, что могли.
Книжник стоял, ожидая чего-то нового, каких-то немедленных перемен, хоть чего-то... Внизу по-прежнему нехотя, хотя и чуть быстрее - копошилась масса чужеродных существ, даже не думающих истлевать на глазах, или с разъярённым визгом - припускать подальше со всех конечностей. Ничего не менялось. Книжник нашёл взглядом валяющийся у подножия памятника "потрошитель" и, чувствуя, что ещё на что-то способен, пусть даже в течение десяти-пятнадцати секунд: спрыгнул вниз...
Лихо всё-таки встала на одно колено, сжимая кулаки, понимая, что Шатун продержится ещё минуту, в лучшем случае - две: а потом их сомнут. Разорвут, растопчут, превратят в ничто... Если же Книжник всё-таки добрался до точки...
Мир вокруг вздохнул.
Это было что-то непонятное, не поддающееся точному описанию. Какой-то повсеместный, чётко улавливаемый, хорошо слышимый звук: но у Лихо, это почему-то вызвало ассоциации именно со вздохом. Спасительным. Таким - какой бывает, когда всплываешь на поверхность на последних крохах кислорода, сгорающих в разрывающихся лёгких. Вздох.
Шатун ещё лютовал, продолжая готовить эту безумную "солянку по-мутантски", ещё кто-то лез, напирал через невысокую баррикаду из изрубленных, распотрошённых тушек угомонённого зверья. А потом - натиск прекратился. В котлован больше никто не спрыгивал.
Громила замер на месте, покачиваясь от усталости, руки бессильно висели вдоль туловища. Прошло с полминуты. Никто не возвращался, чтобы нападать снова.
- Всё, что ли... - Шатун встал на колени, и, не убирая клинков - воткнул правый в землю, начиная освобождать предплечья. - Добрался, книголюб. Белобрысая, ты как?
- Обалденно. - Лихо показала ему большой палец. - Чувствую себя заново родившейся. Сходи, поищи там нашего спасителя, если силы остались. Надеюсь, он...
Она не договорила, замкнулась, словно боясь, что сказанное ею сейчас - будет неправдой. Или - правдой. Смотря, что и как - сказать.
- Сейчас. - Громила целиком снял "Карающие Длани" с рук. - Сил нет, ебулдыцкий шапокляк... Но идти надо. Куда мы, без нашего зануды, в самом-то деле. Как подумаю, сколько мы ему теперь должны будем; ой, ё...
Он выбрал местечко, где можно было поставить ногу, зацепиться за что-нибудь: и, всё-таки сорвавшись пару раз, вскарабкался наверх. Осторожно потрогал разбитую сторону головы и, грузно ступая - направился в сторону памятника.
Книжник лежал в нескольких шагах от памятника, неподвижно, не моргая - глядя в небо. Лезвие "потрошителя" в его руке, было обломано наполовину.
- Живой? - Громила всмотрелся в очкарика, почти сразу уловив признаки жизни. Дошёл до памятника и сел, вытянув ноги: опёршись спиной на остатки пьедестала. - Если - да, то ненадолго. Лихо тебя на ноль помножит, когда увидит, что ты её - без верного кладенца оставил...
- Давай перемотаем обратно. - Сказал Книжник. - Я-то думал - полежу спокойно, расслаблюсь. А пришёл Шатун, и всё заштамповал. Как будто из Мутантограда, и не выезжали. Молчал бы лучше.
- Извини. Это я от радости. Идти можешь?
- Вот чего не могу, того не могу. Да не делай озадаченного лица - всё цело, просто полный упадок сил. Хорошая штука, этот "озверин", только уж больно отходняк глобальный.
- Ну, уж точно не хуже, чем если первач Андреича - вяленой кляксой закусывать... - Громила обессилено улыбнулся. - Помнишь, Фантом один раз нарезался, вдрабадан? Я ещё его, от тебя оттаскивал: ну, когда его вконец переклинило... А, чего я спрашиваю-то? - чтобы ты, и - не помнил?
- Не помню. - Книжник растерянно поморгал, на его лице проявился нешуточный мыслительный процесс. - Честно, не помню ни хрена... Как с вами "У памятника" пил - всплывает, несмотря на то, что нарезался в зюзю. А это - даже ни эпизода.
- Может, ты мне горбатого лепишь? - Шатун с подозрением посмотрел на очкарика. - Я - не Лихо, проверить не могу. Или ты хочешь сказать, что все наши подарки Сдвига - того, тю-тю? Я бы на себе проверил, да лишний раз - даже пёрнуть сил не осталось, не то - что стометровку бежать...
- Не исключено.
- Пойдём, белобрысая тебе контрольный тест сделает. Точно идти не можешь?
- Летать могу. - Меланхолично огрызнулся Книжник. - Идти - нет.
- Ладно, не бухти. Донесу.
"Горыныч" стоял на том же месте, где и должен был находиться. От дезертировавшего селенгинца, остались лишь обрывки одежды, пропитанные кровью: валяющиеся неподалёку от внедорожника.
- А это помнишь? - Снова спросила блондинка, невинно глядя на Книжника. - Когда Андреич тебя первый раз к нам привёл? У тебя ещё такой вид был, что не сразу и не разберёшь, кого ты больше опасаешься - меня, или Шатуна.
- Помню. - Очкарик отвернулся от неё, лёжа на одном плече громилы. На другом - лежала Лихо.
- Да вроде всё в штатном режиме... - Лихо пожевала губами. - Книжник, а ты меня любишь?
- Нет. - Не поворачиваясь, отрезал книгочей.
- Всё в порядке. - Блондинка утвердительно похлопала Шатуна по бицепсу. - Ничего никуда не делось. Это видать, у нашего спасителя Вселенной, от "озверина" накладка произошла. Может и, восстановятся прежние данные. А может - ничего подобного.