Травница прикусила кожаный шнур именной мензурки и горной козой заскакала по кочкам вслед за не к месту проворной гадиной. Кочки тут же осыпались с глухим лопающимся звуком вызревшего пылевика, что только подзадоривало вошедшую в азарт девушку. Если бы травница имела возможность на миг задуматься об экосистеме Чвыра, то, будучи последовательной и вынужденной по долгу службы любительницей девственной природы, очень сильно пожалела бы колонию достаточно редких земляных лисиц, чьи норы только что лишились специальных камер — отдушин для зимних запасов. Помимо земляных лисиц пострадал крупный лопух со спорами, в который нечаянно попал камень, несколько маленьких кустарников, пласт мха и аист, вполне обычный до встречи с травницей, теперь же наверняка заикающийся.
— Сфтой, — злобно и неразборчиво бубнила себе под нос Алеандр, упрямо преследуя вожделенный объект своих травницких посягательств.
Маленькая серо — голубая рептилия, вопреки всем змеиным нормам, резво мельтеша в густой траве тонкими передним лапами, либо обладала крайне плохим слухом и не заметила мольбы преследователя, либо не обладала совестью, потому что не сбавляла темпа и успешно уворачивалась. В место лап задних у гадины был толстый хвост, который совершенно не подходил для зелий и поэтому, будучи оторванным просто оставался в руке травницы.
— Сфтой, сафаза! — девушка едва не распласталась поперёк полусгнившего бревна.
Зараза останавливаться не планировала, а напротив, ускорилась, когда впереди заблестело вожделенное озерцо с изгибом поросшей камышом и лозняком старой запруды. Кромка воды — и поминай, как звали. При всех своих способностях к плаванью угнаться за водной змеёй в водной стихии не смог бы и водяной — спринтер. Алеандр, в отличие от боевых чародеев, читать заклятье ускорения, прыгать, держать в зубах мензурку и дышать одновременно не могла, но здоровой охотничьей злости, силы ног и благоприятного стечения обстоятельств хватило, чтобы девушка, оттолкнувшись от колоды, жабой — переростком воспарила над бренным миром. Приземление на влажную землю было безрадостным, но результативным.
— Ага!!! — победно завопила травница, извлекая из‑под живота изрядно помятый и порядочно контуженный улов. — Что я говорила, рептилия позорная? Трепещи перед мощью человеческой!!! Сейчас мы сделаем «а — а-а» и выдавим из тебя чуточку яда. Совсем не много, только на донышко. Ну — у-у, сейчас. Что? Совсем нет. Давай же, давай, жадная скотина! Давай, дура бесхвостая или хуже будет. Быстро!
Девушка с пыхтением тыкала так и не пришедшую в себя водяную змею раззявленной пастью в плёночную крышку мензурки, забыв про всё на свете и упиваясь собственной победой с восторгом пьяного берсеркера.
Общая дорожка из деревни к хозяйскому саду со звучным названием «Чвыровы кущи» была хорошо известна всей местной ребятне. Как нельзя лучше подходила она для детских забав. По такой и гурьбой пробежаться можно, и силами меряться удобно, и игры — забавки придумывать не напридумывать, знай, радуйся да новые колдобины выделывай…. Только что на лошадях не покатаешься: хозяин за этим строго следит и ещё вышибал к хулиганам послать может. В «Чвыровых кущах» отдыхать изволят не только простые жители княжества, но, по блажи, на берегах родной земли греют изнеженные тела и обитатели «Золотого поселения», и родственники градоправителей, мелкие ратиши и военные чины. А таким не объяснишь, что для лошадок отдельные туалеты не придуманы, что уборщиков по десять штук на участок не напасёшься, и мётельному искусству всех не обучишь. Вот и приходилось местным, кто самолётными мётлами не владеет, пешочком от деревни до сада таскаться. Ох, и «добрыми» же словами поминали обыватели элиту светлого княжества.
А дорога всё же была хороша. Широкая и местами достаточно ровная, как того и требует статус княжеской здравницы, она огибала старый неухоженный, но весьма дорогостоящий участок возле Чвыра по кругу и расползалась в заросли кривыми, узкими, бугристыми тропками. По обочинам её были насажены низкие кустарники с имитацией художественной стрижки; разложены в почти естественном беспорядке древние валуны, свезённые селянами с пашни по две монеты за пуд. «Дикий» луг с посеянными ещё с весны «дикими» цветами хмуро поглядывал через неё на девственный лес, ставший таковым из сада за несколько лет хозяйского равнодушия. Но особой гордостью «Чвыровых кущ» были расписные деревянные столбики с цветастыми насашниками и резными стрелками у каждой тропки. Стрелки оптимистически констатировали названия гостевых домов внутри леска. Подчас, когда творенье злобного гения прошлого хозяина «Кущ» было полустёрто и вместо «Золочёных клубочков» звало в какие‑нибудь «Злачные клубы», поворачивать совсем уж не хотелось.