И тут я заметил, что дома иссечены трещинами и стоят кое-как, скособочившись, того и гляди рухнут от слабого дуновения ветра. И машины тоже ползают как-то боком, задыхаясь и кашляя.
— Мы уж и сами не знаем, когда построили город, — смущенно пробормотал врач, и под зеркалом в воздухе появилось розовое пятно.
Врачу стало так неловко за себя и своих сограждан, что он даже не сумел скрыть краску стыда.
«Если так будет продолжаться и дальше, то эта страна превратится в руины, — с горечью подумал я. — Я должен спасти скромняг и их страну от верной гибели. А Маша и Толик, отважные ребята, еще продержатся час-другой».
Но как излечить туземцев от чрезмерной скромности, этого я не знал. И уже было отчаялся, да неожиданно вспомнил слова эполета о том, что его земляки вернутся к нормальному образу жизни, когда кто-нибудь из людей наконец-то достигнет предела скромности. Это был ключ к спасению скромняг. Ах, если бы кто еще научил, как им пользоваться! Но нас было только двое, а вернее, я остался один. Пока я был погружен в свои размышления, Пыпин исчез. Видимо, начал действовать, плести против меня новые сети.
Словом, на мудрый совет нечего было рассчитывать, и я, доверившись судьбе, — что будет, то будет, — сказал врачу:
— Ладно, отведите меня к президенту страны. Может, мне, как всегда, удастся что-нибудь случайно придумать.
Президентский дворец оказался в двух шагах от места нашей высадки на планету. Я распрощался с врачом у порога приемной, и невидимый секретарь авторучка и блокнот — ввел меня в огромный, но запущенный кабинет и доложил о моем прибытии. Навстречу мне из-за широкого письменного стола вышли строгий черный галстук, белоснежные манжеты и лакированные туфли с острым носком. И сейчас же заиграл оркестр невидимок, и невидимый хор торжественно пропел:
— Это наш гимн, — пояснил президент и приветствовал меня как представителя далекой, но дружественной цивилизации, сказав, что недавно здесь уже были двое землян и тут же исчезли, еще до начала официальной встречи.
Затем мимо меня промаршировал почетный караул. Я узнал его по бряцанию невидимого оружия и нестройному топоту сапог.
Когда ритуал был исчерпан, президент предложил мне сесть в широкое пыльное кресло и жалобно сказал, имея в виду прошедшую церемонию:
— Каждый раз как нож в сердце торжественная шумиха, необходимость произносить уж очень громкие слова! Не обижайтесь, это я говорю всем нашим гостям, — и, оживившись, с надеждой: — Ну, как там наш эполет? Удался ему контакт? Или он… так и не решился?
Я красочно рассказал об успешной миссии экипажа «Скромняги».
— Слава нашей скромности, наконец-то я скоро отмучаюсь! — радостно воскликнул президент. — Теперь-то эполет не отвертится! Теперь-то он точно займет мое место! А меня снова будут считать простым и скромным человеком.
— Это ты-то скромный? — послышался издевательский голос Пыпина.
Матерый хулиган сидел на широком и пыльном подоконнике и открыто надсмехался над президентом страны.
— И вообще, никакие вы тут не скромные, — продолжал Пыпин. — Если уж кто и в самом деле до отвращения скромен, так это вот он. Наш юнга! Верно я говорю?
Хвалить себя очень плохо, но еще хуже скрывать явную правду. И я понял, что Пыпину все-таки удалось поймать меня в ловушку.
— Ну, ну, не может быть, да он и сам несогласен, — сказал президент, неверно истолковав мое затянувшееся молчание.
— Отчего же, я в самом деле несколько скромен, — вынужденно признал я.
— Не несколько, а очень, — нагло поправил Пыпин.
— Да… очень, — подтвердил я, краснея, потому что это уже напоминало настоящее хвастовство, это была как бы хвастливая скромность или скромное хвастовство.
— Он самый самый… он скромнейший из всех скромных. Ну, скажи сам, — не унимался безжалостный хулиган, понимая мое ужасное состояние.
Я молчал, крепился изо всех сил, но президент беспокойно заерзал в кресле, спросил у меня:
— По-моему, он слишком хватил?
— Не слишком, — возразил Пыпин. — Он предел скромности. Его апофеоз! Хотя я и не знаю этого слова. Но точно: апофеоз! Дальше скромничать некуда.
— Но такой человек еще не родился на свете! — сказал президент, огорченно покачав головой.
— Ну конечно, не родился! Я пошутил! Вы же видите: это обычный хвастун. Ну кто еще будет так расписывать свою скромность? — пояснил Пыпин, вредно хихикая и потирая руки.
— Нет, родился! И это я! — сказал я, багровея и вправду чувствуя себя отъявленным хвастунишкой.
— Если бы это было так, — вдруг мечтательно вздохнул президент. — Если бы это случилось, все бы скромняги снова вернулись к прежней нормальной жизни. Признаться, наше общество приходит в упадок. А ведь когда-то у нас была страна умных, трудолюбивых людей. Именно еще в те времена мы построили тот самый межзвездный корабль. Но потом началось увлечение скромностью, и вот к чему это привело. Ах, если бы вы на самом деле помогли нам вернуться к старому доброму времени. Но как вы докажете, что уже достигли предела? Как он сделает, а? — спросил президент, повернувшись к Пыпину.
Но тот снова исчез, очень довольный тем, что наконец-то уронил меня в моих же глазах.
— Доказать очень просто, — сказал я, с трудом приходя в себя. — Пусть ваш президентский совет составит пять самых важнейших условий, из которых состоит настоящая скромность. И мы устроим соревнование по пятиборью: я и сборная вашей планеты.
«Так вот он, ключ к спасению скромняг», — пронеслось в моей голове.
Моя идея пришлась президенту по душе, и он приказал своему секретарю срочно созвать президентский совет.
ГЛАВА X, в которой юнга борется за звание скромнейшего среди скромных
— Скажите: вопрос неимоверной важности! — попросил президент. — А пока суд да дело, соберите скромнейших граждан планеты. Пусть они достойно ответят на смелый вызов нашего гостя.
Я почувствовал на себе изумленный и вместе с тем неодобрительный взгляд невидимого секретаря. Выказав таким образом свое отношение к наглому притязателю, секретарь вышел из кабинета, и во дворце поднялась беготня.
Пока скромняги готовились к небывалому турниру, я отправился в город и просто так, без всякой цели, купил походный котелок и две пачки проявителя и закрепителя для фоторабот. Потом, еще не зная, зачем мне это нужно, выпустил весь порошок на ветер, а в котелок набрал из ближайшего фонтана воды и отправился на Центральный стадион столицы, чтобы потягаться с местными жителями в скромности.
Город бурлил, взбудораженный предстоящим соревнованием по пятиборью. Толпа, текущая по улице к стадиону, становилась все гуще и гуще. Я чувствовал это по постепенно уплотняющемуся воздуху вокруг себя.
Войдя на праздничный стадион, я увидел, что здесь уже все готово к открытию турнира. Непосвященному человеку он мог показаться совершенно пустым, но я-то знал, что на самом деле его скамьи заполнены до отказа, и наиболее скромные из зрителей, не сумевшие обзавестись билетом, тесно стоят в проходах. Между рядами. И подтверждением этому был нетерпеливый гул стадиона, ждущего начала соревнований.
Бодро выбежав на середину поля, я окинул оценивающим взглядом сборную планеты, которая уже поджидала меня, горя желанием посрамить самозванца. И хотя моих соперников тоже не было видно, я был уверен, что их десять человек, что это, несомненно, рослые, как на подбор, брюнеты и блондины.
Я поставил котелок с водой на газон и сказал, что готов начать борьбу. Президент, сидевший в директорской ложе вместе с жюри, взмахнул белым манжетом, и по радио объявили:
— Его превосходительство считает турнир открытым! Первый вид пятиборья простота! В этот конкурс входит одежда соперников. Сейчас мы посмотрим, кто из них скромнее одет.