От храма Христа Спасителя на Волхонку можно пройти по террасе, имитирующей холм, на котором стоял храм XIX века. Когда на месте взорванной церкви решили строить гигантский Дворец Советов, то прежде всего выкопали глубокий котлован под фундамент. Дворец так и не построили, и в котловане в конце 1950-х устроили открытый бассейн. Москвичи говорили: «Был храм, затем – хлам, теперь – срам». Когда храм Христа Спасителя восстанавливали, то подняли его на высокий стилобат, в котором устроили концертный зал, зал заседаний, огромную трапезную и гараж. На террасе стоит хачкар (каменная стела с резным изображением креста), вырезанный армянскими мастерами из медового туфа, как символ русско-армянской дружбы. На плите кроме расцветающего фигурного креста изображены главные святыни двух стран – храм Христа Спасителя и Эчмиадзинский собор.
Я говорил, что в Москве все тянется в центр, как подсолнечник к солнцу. Популярному художнику Илье Глазунову предлагали возглавить художественный музей, который планировали открыть на руинах Царицыно еще в XX веке, задолго до реконструкции этой царской резиденции. Затем разрешили основать учебное заведение, которое он назвал Российской академией живописи, ваяния и зодчества. И дали несколько зданий, в частности бывшие корпуса ВХУТЕМАСа. В 2004 году Илья Глазунов передал городу свои работы, и город предоставил художнику для галереи дом с угловой ротондой на Волхонке, в трехстах метрах от Боровицких ворот (Волхонка ул., 13). Это здание принадлежало славнейшим русским фамилиям – Оболенским и Дохтуровым. А во второй половине XIX века после возвращения с каторги в нем жил один из руководителей восстания декабристов – Сергей Трубецкой.
Волхонка ул., 13
© Aleksei Golovanov Shutterstock.com
Илья Глазунов – не только великолепный рисовальщик, но и художник с яркой позицией – современный передвижник. Его работы настолько отличались от основного массива советской живописи, что на выставки мастера приходили десятки тысяч зрителей. Столько публики собирали тогда только выставки мастеров Ренессанса из западных музеев.
Музей изобразительных искусств на Волхонке, 12, Пушкинский, как говорят москвичи, мы уже видели издали, но его главное здание обязательно надо осмотреть и вблизи. У нас не много построек из настоящего мрамора. Как сетовал создатель музея профессор Иван Цветаев, «камня под ногами нет, и расстояния не итальянские». Но благодаря главному меценату музея Юрию Нечаеву-Мальцову кирпичное здание музея облицовано финским гранитом и белым уральским мрамором. Посетители обычно окидывают поверхностным взглядом такой привычный фасад и спешат внутрь на новую выставку. А перед музеем стоит постоять, чтобы рассмотреть барельефы. Над фронтоном расположена работа «Олимпийские игры» скульптора Гуго Залемана. Это оригинальная работа, а вот за колоннами галереи помещена копия. Но копия уникальная. В V веке до нашей эры. Фидий украсил колоннады Парфенона барельефом «Панафинейская процессия». Сохранившиеся плиты фриза работы Фидия были вывезены в Англию. Для московского музея ученый Георг Трей домыслил недостающие части, и по его рисункам скульптор Амбрустер вырубил из тирольского мрамора копию «Панафинейской процессии» Парфенона.
На камне фасада музея по Малому Знаменскому переулку видны выщербины. Это следы бомбардировок 1941 года.
Волхонка ул., 14, стр. 6
На другой стороне переулка стоит многократно перестроенная усадьба Голицыных (Волхонка ул., 14, стр. 5). Она сохранила парадные ворота с голицынским вензелем, двор. Правый флигель еще XVIII века, достроенный левый побывал училищем, жилым домом, а сейчас в нем находится Галерея искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков (Волхонка ул., 14, стр. 6). В 1920-е годы за этими окнами висели не картины Пабло Пикассо и Поля Сезанна, а пастельные работы Леонида Пастернака. Здесь была квартира художника. Когда он с женой и дочерьми покинул Россию, в квартиру въехала молодая семья его сына: Борис, Евгения и Женёнок. Здесь Борис Пастернак писал стихи, ухаживал за младенцем, варил суп… Жена его с бытом не ладила. В закрытой неотапливаемой комнате стоял рояль, «музыка во льду». Пастернаки понимали, что уплотнения не избежать, и пригласили знакомую семью из пяти человек, отдав им две комнаты…