Эта глава была шедевром абсолютного реализма. Очень жаль, что его издатели настояли на ее удалении. Он вложил много труда в эту главу, пока он писал ее, он действительно жил этими ощущениями. Даже сейчас…
— Это очень странно, — задумчиво произнес врач, когда почти бесчувственного автора вынули из шлюза. — Хорошие результаты анализов и сделаны все обычные предполетные инъекции. Это должно быть психосоматическое заболевание.
— Мне все равно, что это такое, — горько пожаловался пилот, следуя за кортежем в самое сердце Первой Космической Станции. — Все, что я хочу знать — это кто будет убирать мой корабль?
Никто, казалось, не был склонен отвечать на этот крик души, и меньше всего Мартин Гибсон, который лишь смутно сознавал, что в поле его зрения проплывают белые стены. Затем, медленно, появилось ощущение нарастающего веса, и ласковое тепло начало пробираться сквозь его конечности. Вскоре он полностью осознал окружающее. Он находился в больничной палате, и батарея инфракрасных ламп омывала его восхитительным, изнуряющим теплом, которое проникало сквозь его плоть до самых костей.
— Ну, как? — спросил врач-офицер.
Гибсон слабо улыбнулся.
— Мне очень жаль, что так вышло. Неужели это может повторится?
— Я не знаю, ПОЧЕМУ это случилось. Это очень необычно, наши лекарства еще никогда не подводили.
— Думаю, что это моя собственная вина, — сказал Гибсон извиняющимся тоном. — Видите ли, у меня довольно сильное воображение, я начал думать о симптомах космической болезни — очень ярко и живо их себе представлять — и прежде, чем я понял, что произошло…
— Немедленно прекрати! — резко приказал доктор. — Или придется отправить тебя обратно на Землю. Если твое воображение не перестанет забавляться, то при подлете к Марсу, через три месяца, от тебя почти ничего не останется.
Дрожь пробежала по измученному телу Гибсона. Но он быстро приходил в себя, и ночной кошмар последнего часа уже уходил в прошлое.
— Со мной все будет в порядке, — сказал он. — Выпустите меня из этой муфельной печи, прежде чем я сварюсь.
Слегка пошатываясь, он поднялся на ноги. Здесь, в космосе, казалось странным снова иметь нормальный вес. Затем он вспомнил, что Станция вращается вокруг своей оси, а жилые помещения расположены на внешней окружности, и центробежная сила создает иллюзию гравитации.
«Великое приключение», — с грустью подумал он, — началось совсем не хорошо. Но он твердо решил не возвращаться домой с позором. Это был не просто вопрос гордости: его репутация и влияние на читателей будут подорваны. Он поморщился, представив себе заголовки:
«ГИБСОНА ПРИЗЕМЛИЛИ! КОСМИЧЕСКАЯ БОЛЕЗНЬ ОБРАЩАЕТ В БЕГСТВО АВТОРА-КОСМОНАВТА.»
Даже степенные литературные еженедельники будут пинать его ногами, а что касается «Таймс»… Нет, это было немыслимо!
— Хорошо, у нас есть двенадцать часов до старта космолета, — сказал врач. — Я отведу тебя в секцию нулевой гравитации и посмотрю, как ты там справишься, прежде чем допустить тебя к полету.
Гибсон решил, что это хорошая идея. Он всегда считал себя вполне здоровым, и до сих пор ему никогда всерьез не приходило в голову, что это путешествие может оказаться не только неудобным, но и опасным. Можно было смеяться над космической болезнью, пока сам ее не испытал. Но после всего случившегося ему уже не казалось что это пустяк.
Внутренняя станция — «Космическая Станция Один», как ее обычно называли, — находилась чуть более чем в двух тысячах километров от Земли и совершала оборот вокруг планеты за два часа. Первая стартовая площадка человека к звездам. Она оказывала глубокое влияние на экономику межпланетных путешествий. Все рейсы на Луну или планеты начинались отсюда; громоздкие атомные корабли плавали рядом с этим форпостом Земли, пока грузы из родительского мира загружались в их трюмы. Служба регулярных рейсов ракет на химическом топливе связывала станцию с планетой, поскольку по закону ни один атомный двигатель не мог работать в радиусе тысячи километров от поверхности Земли. Даже этот запас прочности многие считали недостаточным, поскольку радиоактивный выброс от взрыва ядерной двигательной установки мог покрыть это расстояние менее чем за минуту.
«Космическая Станция Один» с годами разрасталась. Конструкторы — авторы ее первоначального проекта — не узнали бы сейчас свое детище. Вокруг центрального сферического ядра располагались обсерватории, лаборатории связи, уникальные воздушные системы и лабиринты научного оборудования, в которых мог разобраться только специалист. Но, несмотря на все эти дополнения, главной функцией искусственной Луны по-прежнему оставалась заправка кораблей, на которых человек бросал вызов огромному безлюдью Солнечной Системы.