Она отвернулась.
С тяжелым сердцем Бурцев оставлял в убогой каюте одинокую несчастную женщину. Королеву без королевства, без надежды. И к тому же теряющую от горя рассудок. Ее Величество едва сдерживала вновь подступавшие слезы и изо всех сил старалась казаться снежной, ледяной, стальной королевой. Только вот плохая была из Алисы Шампанской актриса. Бурцев поплотнее прикрыл дверь. Это было то немногое, что он мог сейчас для нее сделать.
Эх, мсье Вася, мсье Вася… Вот так вот, блин, динамить королев. Совсем не веселое это дело, оказывается.
Бурцев шагнул на скрипучую палубу нефа.
Глава 11
Ветер переменился. Теперь задувало с севера. Два корабля ловили парусами один и тот же воздушный поток. Но руль на ахтерштевне когга и рулевые весла нефа разводили суда прочь друг от друга. Команда когга правила на юго-восток. Неф Алисы Шампанской забирал западнее — к немецкому катеру. Левый галс, правый галс… Расстояние между судами быстро увеличивалось.
Бурцев стоял на пробитой пулями носовой башенке-надстройке, ее величества на палубе нефа видно не было. Обиделась… Оно и понятно: королевам, делающим предложение, редко отказывают.
Фаустпатрон с неиспользованным зарядом Гаврила молча положил у ног воеводы. Бесполезный «шмайсер» с пустым рожком полетел в воду. Бурцев в задумчивости взирал на морские просторы.
Пиратский когг с простреленным днищем давным-давно ушел на дно. Притопленный «раумбот» еще маячил задранным носом на пути нефа. Волна усилилась, но катер пока держался наплаву. По накренившейся палубе бегали и кричали спасшиеся пираты. Человек двадцать — двадцать пять. Кажется, корсары-неудачники уже в полной мере осознали свое плачевное положение и вымаливали пощаду у бывших пленников. А королевский неф безучастно проплывал мимо. Случайно ли парусник, облепленный геральдическими львами, шел так близко от катера или это была изощренная месть — Бурцев не знал.
В принципе, Алиса Шампанская могла бы приказать команде засыпать морских разбойников стрелами. Но не стала. Однако и брать на борт эту банду ее величество не собиралась. Подразнив пиратов призрачной надеждой на спасение, королева бросала их всех на волю провидения. А провидение в открытом море жестоко и неумолимо. На дрейфующем островке, в который превратился неуправляемый «раумбот», разношерстую гопоту не ожидало ничего, кроме смерти. Смерти долгой и мучительной, если катер по-прежнему будет держаться на плаву. Смерти быстрой и неизбежной, если пучина все-таки утянет его ва дно.
А ведь утянет! Бурцев-то в этом не сомневался ни на йоту. Еще чуть побольше, посильнее волна — и пираты с атомным грузом — буль-буль… Собственно, «раумбот», захлестываемый белыми барашками, уже тонул. Кормовая зенитка наполовину скрылась под водой. Нос поднялся выше, чем прежде. Оставалось недолго. Совсем недолго…
Королевский неф удалялся. Обреченные пираты бесновались и сыпали проклятиями вслед кораблю. Немногие в этот момент смотрели в противоположную сторону.
— О, Матка Бозка! Что это?!
Матка Бозка? При чем тут Богоматерь? Крик Освальда вывел Бурцева из задумчивости. И не только его. Загалдели, зашумели перепуганные матросы. Встревожилась дружина. Неужто опять пираты?
Нет. Это оказалось хуже, гораздо хуже пиратов.
С высокой боевой площадки на носу когга было хорошо видно, как по волнам, вспучивая воду и оставляя позади длинный пенный след, неслось нечто. Рыбы с такой скоростью точно не плавают…
Торпеда! Бурцева прошиб холодный пот. Откуда?! Какого лешего?! Водяного какого?!
Моряки уже вопили от ужаса. Команда впала в ступор. Лавировать, уклоняться с такой командой — дохлый номер. Да и не спастись, нипочем не спастись неповоротливому паруснику от торпедной атаки.
Они замерли все. Как кролик перед удавом замерли. А удав этот — коротенький, толстенький, пряменький, с винтом вместо хвоста рубил воду тупорылой головкой. И приближался.
Но нет — сейчас по волнам мчалась не их смерть. Не по их душу неслась набитая взрывчаткой болванка с моторчиком. Это Бурцев понял, когда плавучий снаряд зло, походя, брызнул водой в левый борт когга. И устремился дальше. Направлялась торпеда… направлялась… К «раумботу» она направлялась!
Пронесло! — первая мысль. Вторая — твою мать!
Атомный гроб в трюме немецкого катера — вот о чем думал Бурцев в эти бесконечно долгие доли секунды. Когда море вспучится от ядерного взрыва, ничего живого не останется в радиусе… в приличном, в общем, радиусе. Трофейному пиратскому коггу со всеми его пассажирами и морячками так точно хана!
Бурцев молился вместе со всеми. Неумело, торопливо. Слова последней молитвы возникали в мозгу сами собой. Вперемежку с матом. Было ли это кощунством? Или мозг на краю смерти жил уже своей, отличной от отлетающей души, жизнью? Жил и бранился, не желая смиряться, не желая умирать.
Но и тем, кто пустил торпеду, наверное, тоже не очень хотелось сгинуть в клубах атомного огня и пара. Те, кто пустил торпеду, действовали так же осторожно, как и летчики «мессершмиттов». Те, кто пустил торпеду, целили не в грузовой отсек «раумбота».
Вытянутая продолговатая болванка ударила по многострадальной корме катера.
На борту тонущего судна к тому времени не было уже никого: пираты, попрыгав в воду, отчаянно загребали руками. Смешно… Грустно… Уплыть от своей смерти не дано никому из смертных.
Громыхнул взрыв — слава богу, без атомного гриба. Выворотило, срезало подчистую всю заднюю часть «раумбота» вместе с машинным отсеком, взломало герметичную перегородку. Кувыркаясь, полетел сорванный с лафета зенитный пулемет. Задранная носовая часть катера поднялась еще выше, подскочила, подброшенная взрывной волной, крутанулась над водой, словно гигантская рыба, перекушенная напополам, рухнула вниз. А за мгновение до того в снопе брызг и огня Бурцев отчетливо увидел вываливающуюся из разбитого трюма «атомми-не». Целую и невредимую!
Гробообразный контейнер с урановым зарядом мгновенно ушел на дно. За ним так же быстро последовал и катер. Да, те, кто пустил торпеду, сработали чисто: в средиземноморских водах не будет даже радиоактивного заражения. В ближайшие века, по крайней мере.
Волна, поднятая взрывом, докатилась до когга. Качнуло — прилично так, ощутимо. Но это еще что: тяжеленный неф, который оказался гораздо ближе к эпицентру, отпихнуло, отбросило в сторону, едва не перевернуло.
К Бурцеву вернулась способность мыслить. Кто?! – билось в мозгу. Кто пустил торпеду?! Не было ж ни единого суденышка на водной глади. Не гудели в небе самолеты. И сейчас вот тоже: ни самолетов вокруг, ни кораблей. Или… Он прикинул траекторию плавучего снаряда. Или все-таки есть?
Все-таки есть!
Небольшой бурунчик возник неподалеку. Рядом совсем — из лука достать можно. Не риф и не акула, привлеченная запахом смерти. Бурунчик быстро рос, ширился…
— Левиафан![17] — вскричал Освальд. — Змей водный!
— Кракен![18] — орали моряки Жюля.
— Чудо-юдо морское! — ахнул Гаврила.
«Юдо» выставляло шип. Шип поблескивал металлом.
— Пе-рис-коп… — побледневшими губами прошептал Бурцев.
И не расслышал звука собственного голоса.
Глава 12
А «юдо» уже поднимало над водой вытянутую стальную морду. «Юдо» сбавляло скорость. Ни хрена ж себе! Средиземноморскую акваторию патрулирует субмарина цайткоманды! Субмариночка, точнее. Не подводный гигант, как показалось сначала, с перепугу. На чудовищного левиафана немецкая подлодка никак не тянула. Судно принадлежало к классу так называемых лодок-малюток. Знаменитый подводный штурмовик «Зеехунд». «Тюлень». Шустрый, неуловимый, беспощадный. Длина обтекаемого корпуса всего каких-то дюжина метров. Ширина — полтора-два. Сзади — рули и винт в защитном «стаканчике», вверху — задраенный люк. Три отсека — жилой, машинный и шлюзовой, дизель и электромотор, два члена экипажа и две забортные торпеды калибра 533 мм в бугельных аппаратах.
18
18 Еще одно пугало средневековых мореходов, которого представляли в виде гигантского рака, кальмара, морского дракона или змеи