— Как твоя живая? Твоя должна быть мертвая! — жизнерадостно хихикал китаец.
— Ля-а[10], – покачал головой Хабибулла. — Разве ты видел меня мертвым, Сыма Цзян?
— Нет, но многая другая говорила, что польский стрела попалась в твоя голова…
— Никогда не верь другим, верь лишь своим глазам, садык. В Малой Польше возле Кракова убили моего коня. А стрела, что пустил в меня польский лучник, лишь оцарапала мне щеку, — Хабибулла тронул шрам, уходивший под бороду. — Я отстал, остался один. А потом… потом, слава Аллаху, мне улыбнулась удача. Я вышел к колдовской башне ариев, Сыма Цзян!
Китаец так и охнул:
— Твоя добралась до Куявия? Твоя нашла Взгужевежа-крепостя?
Хабибулла удивленно вскинул брови:
— Я нашел башню в Силезии. И никакой крепости, ни города, ни селения там не было и в помине. Меж двух холмов у небольшой реки вдоль дороги, ведущей к городу Вроцлаву и проложенной беженскими повозками, валялись глыбы, которые не под силу поднять человеку. Среди этих глыб я и обнаружил основание башни. Древние манускрипты не обманули. В башне ариев действительно таится великая магия колдовских врат. Жаль, не было у меня времени и возможности изучить ее досконально. Но я тогда чудом выбрался из силезских лесов. Сгинул бы, наверное, на чужбине, если бы вновь не повстречал воинов Кхайду-хана, возвращающегося после Легницкой битвы. Велик Аллах в милости своей! Всевышнему не угодна была моя смерть. Но и от заветной башни Он отвел меня, едва явив ее. Может быть, потом… Может быть, в другой раз…
Сыма Цзян прицокивал языком и качал головой, подобно китайскому болванчику. Бурцев чесал репу. Судя по словам араба, Хабибулла вышел к развалинам той самой башни, откуда начался его, Василия Бурцева, путь в тринадцатом веке.
— А теперь скажи, мудрый Сыма Цзян, кому мы обязаны своим спасением? -спохватился Хабибулла.
— Ну, моя, конечно, — важно надулся китаец. — И моя многая друга. А больше вся вот…
Старик указал на Бурцева:
— Мэ хэза[11]? Кто это? Ваш военачальник-каид?
Сыма Цзян кивнул. Хабибулла подошел ближе:
— Эсмик э? Как твое имя, о благородный воин?
Хабибулла говорил по-татарски. Бурцев ответил на том же языке:
— Ну, Василий. Вацлав…
Хабибулла приложил руку ко лбу, потом — к устам, к сердцу. Чуть склонил голову:
— Салям алейкум! И шукран[12]. Благодарю тебя за помощь, о Ну-Василий-Вацлав.
— Алейкум ассалям! — вежливо отозвался Бурцев. Тоже отвесил уважительный поклон. — Только без «ну», пожалуйста. А твое имя Хабибулла, так?
Эсми[13] Хабибулла ибн Мохаммед ибн Рашид ибн Усама ибн…
Бурцев торопливо вскинул руку:
— Прошу, уважаемый, позволь называть тебя просто Хабибулла.
Всех «ибнов» ему все равно не запомнить.
— Кваэс. Хорошо. Я твой вечный должник, о благородный Василий-Вацлав. И мой меч — твой меч.
— Да ладно, чего уж там. Земля круглая. Сочтемся как-нибудь.
— Земля плоская, — серьезно возразил Хабибулла. — И расстелена Аллахом подобно ковру. И укреплена горными твердынями, дабы не колебалась. И еще земля удерживается на рогах быка, а бык — на рыбе, а рыба — на воде, а вода — на воздухе, а воздух — на влажности, а на влажности обрывается знание знающих. Но, клянусь Аллахом, отныне я буду сопровождать тебя по этой земле, сотворенной Им, всюду, каид Василий-Вацлав.
— Всюду? А может, все-таки не надо? — осторожно спросил Бурцев.
— Надо! — упрямо сказал Хабибулла. — Я уже поклялся именем Аллаха.
Бурцев вздохнул. Кажется, еще одним человеком в его дружине станет больше, хочет он того или нет. А впрочем… Преданный сарацин в Палестине им пригодится. Да и еще один меч лишним никогда не будет.
Глава 8
— Что ж, я с благодарностью приму от тебя любую помощь, мудрый Хабибулла, — сказал Бурцев. — Но объясни, ради Аллаха, как ты оказался на этом судне?
— Вернувшись в Эль Кудс[14], я стал свидетелем великих перемен. И перемен не в лучшую сторону.
Бурцев навострил уши:
— Что так?
— После кровавых лет, что принесли на наши земли крестоносцы, мусульмане и христиане долго учились жить среди общих святынь без войн и насилия. Но едва в Иерусалимском королевстве установилось царство мира и гармонии, невесть откуда появились могущественные маги, что говорят по-немецки, именуют себя Хранителями Гроба и носят знамена сломанного креста. Эти чародеи, коим подвластны стихии огня, металла и колдовского грома, вступили в союз с тевтонскими рыцарями. Устроили резню. Захватили Святой Город, а захватив, превратили Эль Кудс в логово шайтана. И миру на многострадальной земле моих предков пришел конец. Наблюдать за такими переменами, стоя в стороне, я не мог.
— И теперь ты служишь королеве Алисе? — изумился Бурцев.
— Я никому не служу, кроме Всемогущего Аллаха, — с холодком ответил Хабибулла. — Я лишь выбираю, кому помогать и против кого драться. Нынче мой враг — зарвавшиеся немецкие рыцари с черными крестами на белых плащах и колдуны-германцы, поклоняющиеся кресту с поломанными краями. Кто считает тех и других своими врагами, всегда может полагаться на Хабибуллу.
«Что ж, тогда и мы с тобой поладим», — решил про себя Бурцев.
— А врагами Хранителей Гроба и тевтонов считают многие, — продолжал араб. — Даже иоанниты-госпитальеры, тамплиеры-храмовники и прочие франки не желают мириться с владычеством немцев. Франки ищут союза с нами.
«Франками», насколько понял Бурцев, сарацин называл всех европейцев-негерманцев, обосновавшихся в Палестине. Но вот что значит «с нами»?
— С кем ищут союза франки? Кто еще выступает против Хранителей Гроба и немецких рыцарей? Какую силу ты представляешь, Хабибулла?
— Силу джихада! Я говорю о правоверных мусульманах, объединяющихся с франкскими рыцарями-христианами ради общей победы над германцами.
Бурцев поскреб в затылке. Да… О таком джихаде слышать ему еще не доводилось.
— В палестинских землях остались еще бесстрашные воины, готовые нанести молниеносный удар и скрыться в городских кварталах, песках пустыни и безлюдных скалах. Есть и лазутчики, умеющие слышать и видеть то, что врагу очень хотелось бы скрыть.
— Хм, лазутчики?
— Один из них стоит сейчас перед тобой, каид Василий-Вацлав.
Так-так-так… Рыцарско-бедуинские отряды Иерусалимского сопротивления? Партизанская война во славу Аллаха и Господа нашего Иисуса Христа? Мусульманское подполье, поддерживающее отношения с братствами тамплиеров и госпитальеров? Плюс собственная разведсеть? И Хабибулла — ее тайный агент? Сарацинский Штирлиц, блин! Очень-очень интересно.
— И насколько же велико ваше христианско-мусульманское воинство? — поинтересовался Бурцев.
Араб погрустнел.
— Под Аккрой наши силы были разбиты и рассеяны смертоносной магией Хранителей Гроба, но скоро, — в глазах Хабибуллы вспыхнул огонек надежды, — скоро они возрастут многократно. Султан Египта ал-Малик ас-Салих Наджм-ад-дин Аййуб — да хранит его Аллах! — уже спешит к нам на помощь.
Ладно, будем считать, диковинный палестинский расклад более-менее прояснился. Но вот каким боком здесь замешана королева Кипра? Ей-то отчего приходится бежать из своего островного государства?
— Вдова Алиса Шампанская и особенно ее сын Генрих Лузиньян не только властители Кипра, но и претенденты на трон Иерусалимского королевства, — пояснил сарацин, — а значит, оба стоят у немцев костью в горле. Вот в чем их беда. Пока Лузиньяны живы, германский король Фридрих, коего Хранители и тевтоны желают видеть на престоле Эль Кудса, не сможет носить иерусалимскую корону, не опасаясь претензий со стороны кипрского семейства. Впрочем, Генриха немцы уже устранили. Сын Алисы Шампанской погиб.
— Погиб? — переспросил Бурцев. А ведь действительно, в пиратских трюмах никаких королевичей не было.