– Не спеши, Грасиела. Бог не оставит тебя. Подумай хорошенько и приходи, тогда мы обсудим это.
Но о чем ей было думать? «Мне в этом мире некуда идти, – подумала Грасиела. – А тишина принесла бы мне долгожданный покой. Я слышала слишком много ужасных звуков». Взглянув на преподобную мать, она сказала:
– Я с радостью приму безмолвие.
Это было семнадцать лет назад, с тех пор Грасиела впервые обрела умиротворение. Ее жизнь была посвящена Богу. С прошлым ее больше ничего не связывало. Ей были прощены все те ужасы, среди которых она росла. Она невеста Христа, и в конце жизни она придет к Нему.
Годы проходили в глубоком безмолвии, и, несмотря на мучившие ее время от времени ночные кошмары, ужасные звуки постепенно стирались из ее памяти.
Сестре Грасиеле было поручено работать в саду, где она ухаживала за цветами – чудом Господнего творения. Они были похожи на крошечные радуги, и Грасиела не уставала любоваться их красотой.
Высокие стены монастыря, возвышаясь каменными горами, окружали ее со всех сторон, но Грасиела никогда не чувствовала себя в заточении. Эти стены ограждали ее от того ужасного мира, мира, который она не хотела больше видеть.
Жизнь Грасиелы в монастыре была спокойной и умиротворенной. Но вдруг теперь ее жуткие кошмары стали реальностью. В ее мир вторглись варвары. Они выгнали ее из тихого пристанища в тот мир, от которого она навсегда отреклась. Вновь все ее грехи обрушились на нее, вселяя в нее ужас. Вернулся Мавр. Она чувствовала на своем лице его горячее дыхание. Сопротивляясь, Грасиела открыла глаза. Монах, навалившись на нее, пытался овладеть ею, повторяя:
– Не брыкайся, сестра. Тебе понравится!
– Мама! – закричала Грасиела. – Мама! Помоги!
Глава 7
Лючия Кармине шла по улице с Миган и Терезой и чувствовала себя прекрасно. Было необыкновенно приятно вновь надеть женскую одежду и почувствовать, как тонкий шелк ласкает кожу. Она взглянула на сестер. Не успевшие привыкнуть к новым нарядам, они шли в каком-то напряжении и выглядели в своих юбках и чулках неловкими и смущенными. "Словно свалились с другой планеты. Они явно сюда не вписываются, – думала Лючия. – С таким же успехом можно было идти, повесив на себя табличку: «Вот она я, ловите меня».
Из трех женщин хуже всего чувствовала себя сестра Тереза. Тридцать лет монастырской жизни приучили ее к скромности во всем, а теперь все коверкалось обрушившимися на нее событиями. Мир, в котором она когда-то жила, теперь казался ей ненастоящим. Настоящим был монастырь, и она стремилась вернуться в это убежище под защиту его высоких стен.
Шедшая рядом Миган ощущала на себе взгляды мужчин и краснела. Она так долго жила среди женщин, что ей было непривычно даже видеть мужчин, не говоря уже об адресованных ей улыбках. В этом было что-то нескромное, неприличное и в то же время волнующее. Мужчины пробуждали в Миган давно похороненные чувства. Впервые за много лет она чувствовала себя женщиной. Они шли мимо уже знакомого им бара, из него вырывались громкие звуки музыки. Как это брат Каррильо назвал ее? «Рок-н-ролл. Очень популярен у молодежи». Что-то не давало ей покоя. И Миган неожиданно поняла, что. Когда они проходили кинотеатр, монах сказал: «Просто возмутительно, что сейчас разрешается показывать в кинотеатрах. Этот фильм – настоящая порнография. Все самое сокровенное и интимное выставлено на всеобщее обозрение».
Сердце Миган тревожно застучало. Если брат Каррильо провел в монастыре последние двадцать лет, то откуда он тогда узнал о рок-н-ролле и о том, что это был за фильм? Что-то здесь не то.
Повернувшись к Лючии и Терезе, она решительно сказала:
– Нам надо вернуться в магазин.
Увидев, что Миган, развернувшись, побежала назад, они быстро последовали за ней.
Грасиела, прижатая к полу, отчаянно царапалась и отбивалась от Каррильо, пытаясь освободиться.
– Лежи ты спокойно! Черт бы тебя побрал! – Он тяжело дышал.
Услышав звук, он поднял глаза. Последнее, что он помнил, был занесенный над его головой каблук туфли.
Подняв дрожащую Грасиелу, Миган обняла ее.
– Ну-ну. Все в порядке. Он больше тебя не тронет.
Прошло некоторое время, прежде чем Грасиела смогла говорить.
– Он… он… на этот раз это была не моя вина, – с мольбой в голосе сказала она.
В магазин вошли Лючия и Тереза. Лючии одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что произошло.
– Подонок!
Она посмотрела на лежавшего на полу без сознания полуголого человека. Не теряя времени, Лючия, схватив с прилавка несколько ремней, крепко стянула Мигелю Каррильо руки за спиной.
– Свяжи ему ноги, – сказала она Миган.
Миган принялась за дело. Наконец Лючия поднялась, с удовлетворением глядя на свою работу.
– Ну вот. Теперь, когда магазин днем откроют, ему придется объяснить, что он здесь делал.
Она внимательно посмотрела на Грасиелу.
– С тобой все в порядке?
– Я… да. – Она попыталась улыбнуться.
– Нам лучше поскорее уйти отсюда, – сказала Миган. – Одевайся. Быстрее.
Когда они уже собрались уходить, Лючия сказала:
– Подождите-ка.
Она подошла к кассе и нажала одну из кнопок. Внутри было несколько сотен песет. Забрав деньги, она взяла с прилавка кошелек и положила их в него. Заметив осуждающий взгляд Терезы, Лючия сказала:
– На это надо смотреть иначе, сестра. Если бы Господу было не угодно, чтобы у нас оказались эти деньги, Он бы их туда не положил.
Они сидели в кафе и разговаривали.
– Нам нужно как можно быстрее передать крест монастырю в Мендавии, говорила сестра Тереза. – Там мы все будем в безопасности.
«Кроме меня, – подумала Лючия. – Моя безопасность – в швейцарском банке. Но всему свой черед. Сначала мне нужно заполучить этот крест».
– Монастырь в Мендавии находится к северу отсюда, так ведь?
– Да.
– Те люди будут разыскивать нас по всем городам. Так что ночь мы проведем сегодня в горах.
«Никто ее там не услышит, даже если она поднимет крик».
Официантка принесла меню. Сестры начали изучать его, и на их лицах отразилось некоторое замешательство.
И тут Лючия поняла. В течение стольких лет они были лишены возможности что-либо выбирать. В монастыре они покорно ели ту нехитрую еду, которую давали. А теперь столкнулись с длинным списком незнакомых им блюд.
Первой заговорила сестра Тереза:
– Я… Мне, пожалуйста, кофе и хлеб.
– Мне тоже, – сказала сестра Грасиела.
– У нас впереди долгий трудный путь, – сказала Миган. – Я предлагаю заказать что-нибудь посытнее, например яйца.
Лючия посмотрела на нее удивленными глазами. «А эта непроста. С ней нужно быть поосторожнее», – подумала она, а вслух сказала:
– Сестра Миган права. Давайте я вам сама закажу, сестры.
Она выбрала апельсины, tortillas de patatas, бекон, горячие булочки, джем и кофе.
– У нас мало времени, – предупредила она официантку.
В половине пятого, по окончании сиесты, город начинал просыпаться. Она хотела убраться оттуда до того, как в магазине найдут Мигеля Каррильо. Когда принесли еду, сестры продолжали сидеть, уставившись на нее.
– Угощайтесь, – поторопила их Лючия.
Они принялись есть, сначала робко, затем с удовольствием, взявшим верх над чувством вины.
Единственной, кто испытывал трудности, была сестра Тереза. Откусив кусочек, она сказала:
– Я… я не могу. Это – отказ от принципов. – Сестра, ты же хочешь добраться до монастыря, да? – заметила сестра Миган. – Тогда тебе нужно есть, чтобы поддерживать в себе силы.
– Хорошо, – натянуто ответила сестра Тереза, – я поем, но, клянусь, безо всякого удовольствия.
– Хорошо, сестра. Ешь, – сказала Лючия, едва сдерживаясь от смеха.
Когда они поели, Лючия расплатилась по счету деньгами, взятыми из кассы магазина, и они вышли под жаркое солнце. Улицы оживали, начинали открываться магазины. «Сейчас Мигеля Каррильо уже, наверное, нашли», подумала Лючия.