Дядюшка изменился в лице, позеленел, стиснул зубы и сжал кулаки.
— Ты не достойна этих цветов, — прорычал он, обращаясь к хозяйке. — Посмотри же на них: они будто рождены для моей чудесной лавки!
Галоп недовольно залаял.
— Отстань ты, глупая псина, — махнул на него Фрол. — И зачем я только взял тебя ещё щенком? Бестолковое ты создание.
Галоп от обиды заскулил; Фаня бросилась его обнимать.
— Не надо так, дядюшка Фрол!
— Да ты не него посмотри, деточка, — вмешалась Любава. — Вон, болотного цвета стал, дурак старый. Завидует! А вот пёс ваш — молодец, такого бы в сопровождение… Оставайтесь-ка вы тут, гости дорогие, а мы с Галопом сами к целительнице сходим.
Десяток цветов один за другим потемнели, осунулись и зачахли. Фаня ахнула и отступила, когда увидела серо-зелёное лицо цветочницы. Цветы разом смолкли, и только один, последний, едва-едва тянул печальную мелодию.
— Собака моя, ведьма! — прохрипел Фрол.
— Старому ослу пёс ни к чему! — заверещала Любава.
Они встали лицом к лицу для лучшего обмена оскорблениями и, чем громче становились их голоса, тем больше походили они на злобных троллей, а не на людей. Фаня зажала уши, склонила голову и зажмурилась, представляя, как светлый луч рассекает комнату, озаряя светом бранящихся, и те перестают ненавидеть друг друга и просят друг у друга прощения. Но если бы её веки приоткрылись хоть на мгновение, она бы призналась себе, что два человека, столь любезные в обычное время, погрузились в пучину тьмы так глубоко, что одним лучом света их души не исцелятся. Между тем Галоп стащил длиннющую гирлянду с ёлки, стараясь быть осторожным, но в конечном счёте повалив дерево на пол. «Галоп!» — воскликнула Фаня не с упрёком, но с испугом. Цветочница и ремесленник уцепились за шалость, совершённую собакой, и одновременно заорали на неё, демонстрируя небывалое единство. Галоп на секунду прижал голову к передним лапам, словно бы принимая вину, но тотчас вскочил и, не выпуская из пасти украшения, бросился наматывать круги вокруг Любавы и дядюшки Фрола. Те опешили, что-то нечленораздельно забормотали, но выпутаться, как ни пытались, не смогли. Фаня снова выкрикнула «Галоп!», и честно собралась вызволить бедолаг из гирляндочного плена, но пёс преградил ей путь, издавая несвойственное ему рычание.
— Чего ты хочешь?
Пёс указал на дверь, тявкнул раз, тявкнул два и, виляя хвостом, бросился к выходу.
— Галоп, безобразник, вернись! — завопил Фрол, вытягивая шею так, что, казалось, она вот-вот удлинится и превратит хозяина в жирафа.
— Мои цветы не по-о-о-ю-ю-ют, — зарыдала Любава, впервые прислушавшись к тишине, — они больше не по-о-о-ют…
Фаня бросила взгляд на взрослых, которые ещё больше запутались в проводе.
— Оставайтесь тут, — строго сказала она, грозя пальцем так, словно была воспитателем в детском саду. — Ничего не трогайте, я за вами вернусь позже.
И, хотя сердце у неё разрывалось от ставшего тоненьким голоса Фрола, умоляющего распутать его, она последовала за псом.
— Куда мы идём, Галоп? К целительнице Добродее?
— Тяв!
От мороза Фанькино лицо раскраснелось, изо рта валил пар, и чувствовала она себя не девочкой, а паровозом; временами она даже приговаривала, обогревая паром руки: «Чу-чу-чу, чу-чу-чу». Собака легко бежала по снегу, иногда скрываясь за сугробами, но непременно возвращаясь в поле зрения. За лавкой рукодельников Галоп остановился, окинул взором окрестности и продолжил путь. Так они прошли домик, затем ещё один, пока не оказались на большом пустыре, за которым виднелись три разбросанных дома. Пёс нерешительно замер.
— Нам нужен дом посередине! — объявила девочка.
Галоп согласно кивнул, и они прошли нужный дом, а после оставили позади и тот, что стоял за ним. Теперь во всей красе пред ними предстали четыре прелестных домика.
— За крайним слева, да? — устало прошептала Фаня.
— Тяв.
Завидев крошечный домик, путники воспряли духом — и наперегонки (пусть пёс нарочно поддавался) бросились к нему. Громоздкая красная дверь, высокая и широкая, была несоразмерно великой. Казалось, что дом был создан для этой двери, как доспехи для рыцаря. Полотно сдвинулось с места, и незваных гостей встретила дородная женщина с румяным, добродушным лицом, лучистым взглядом и тонким крючковатым носом.
— Вы Добродея? — спросила девочка, забыв о приветствии.
— Проходите, проходите, — отстранённо затараторила целительница, — скорее проходите. Ставьте чайник. Для собаки есть лежанка, для тебя — тахта. Кто болеет?
— Никто… все. Но не мы! — растерялась Фаня. — Ты ведь не болен, Галоп?