— Я понимаю, что это значит. И если я могу это остановить, значит, и выбирать нечего. Я дуну в эту раковину или сделаю что-то еще, что написано в этих… указаниях.
Я встала, подошла к Беверли и положила руки на ее хрупкие плечи. Она сняла резинки с хвостиков, и ее ярко-рыжие волосы легли на плечи, обрамили волнами ее лицо. Она вдруг стала взрослой, и эта взрослость таилась в теле, не вмещающем силу, с которой на меня смотрели зеленые глаза девочки.
— Ты можешь погибнуть, Беверли.
Она взяла меня за руку, и в ее глазах мелькнуло нечто, тоже знакомое мне по моему детскому отражению в зеркале. Неужели насмешка, цинизм? Не рано ли? Но с другой стороны, я понятия не имела, какие детские травмы уже довелось пережить этой девочке. Возможно, это было нечто наподобие еще одного куска чудовищно невкусного пирога, который ей совсем не хотелось есть, но приходилось. Все, как у меня. Боже, как похоже на меня.
Беверли иронично скривила губы.
— И вы тоже. Но мы, которым медведь на ухо наступил, должны держаться вместе.
Судя по тому, что мне говорил Бруно, в этом и крылась истина. Мы с Беверли страдали полным отсутствием музыкального слуха. Вот почему звуки рогов не досаждали нам, как остальным людям. Вот почему мы могли извлекать звук из раковин и при этом наши барабанные перепонки не лопались. Да, вполне возможно было разыскать сотню тысяч клинически лишенных музыкального слуха людей. Да, можно было найти и других — с сиренской кровью, способных извлекать звуки из рогов. Но сумеем ли мы сделать это вовремя?
Адриана, стоявшая у окна, поманила меня к себе.
— Господин Фулбрайт вернулся. Мы готовы?
— Нет, — честно призналась я, не в силах оторваться от зеленых глаз Беверли. — Но это уже не имеет значения.
— Вы уверены, что хотите это сделать, Натан? — Стоя в кабинете городского суда, Мик смотрел на лист бумаги. У него едва заметно дрожали руки. — Я не уверен, что это законно.
Старик коротко, решительно кивнул.
— Тут все записано, и наши подписи стоят, и Джо тоже подмахнул — как нотариус. Ты мне только бумажку в десять долларов дай — и все. Будешь владеть этой землей, и никто не сможет ее у тебя отобрать, лишь бы только потом ты уплатил двадцать четыре миллиона. — Он пожал плечами. — Ну, а если у тебя денег к тому времени не будет… и мы еще не помрем, я или наследники мои землю эту обратно заберем.
Мик явно, можно сказать, рвался на части. Он был юристом и прекрасно понимал, сколько всего может случиться, пойти не так. Я пожала плечами.
— А вы не могли бы там добавить фразу о том, что сделка аннулируется, если вы не получите наследство? Ну, на случай, если процесс по оспариванию завещания пройдет удачно для матери Вики?
Фулбрайт кивнул.
— Согласен. Это честно, я так скажу. — Он взял у Мика бумагу, аккуратно вписал, строчку печатными буквами и подписал ее. Затем он протянул листок Джо, нотариусу. — Это ты заверишь отдельно, да?
Джо кивнул и поставил свою подпись.
— Думаю, будет правильно, если покупатель со своей стороны под этим пунктом тоже подпишется.
Он подвинул ручку по крышке стола к Мику, который стал бледным — почти как я. Мик не шевельнулся. Джо привстал со стула.
— Мик. Погляди на меня.
Дрожащий как осиновый лист Мик устремил взгляд на нотариуса.
— Разве я смог бы тебе предложить что-то такое, что могло опозорить твое имя, твою семью и заставить тебя предстать передо мной в суде?
Сказано это было так, что заставило меня обвести взглядом кабинет. Ага, понятно. К двери за качающимися деревянными воротцами, разделявшими комнату на две половины, была прикреплена медная табличка с надписью: «Судья Джозеф Робертсон». Похоже, не так давно в старинном здании суда провели ремонт, в результате которого здесь воцарилось былое великолепие. Мебель темного дерева отполирована до блеска, бледно-голубые, цвета яиц малиновки, стены забраны светлыми деревянными панелями почти до кованого оловянного потолка — очень похожего по конструкции на потолок в моем кабинете. Видимо, в те времена такая архитектура была довольно распространенной.
Мик взял ручку и поставил подпись, после чего вернул бумагу судье.
— Верю, что вы зарегистрируете эту сделку, как полагается. — Он вытащил бумажник и сделал глубокий вдох, прежде чем его открыть. — Да простит меня моя жена, если что-то пойдет не так, как надо. — Он нервно хохотнул. — Надо бы сказать: «Боже милосердный, помилуй меня!», но Молли я боюсь сильнее.