Пояс впивался в мою грудь, а потом не выдержал.
Я вылетела из лобового стекла, стекло разбивалось вокруг меня, задевало рот, уши, волосы, и я летела.
Я не ощутила столкновение с землей.
Но я упала.
Я была на земле.
Хватала ртом воздух.
Ногти впились в асфальт, я цеплялась за жизнь.
Казалось, на моей спине был вес мира, давил, не давая встать, говоря сдаться.
Но если я это сделаю, я умру.
И тогда Макс умрет.
Макс.
Макс!
Я прижала ладони к влажному бетону, стекло впивалось в них. Я оттолкнулась, пытаясь встать на колени.
Было тяжело. Так тяжело.
Проще было лежать.
Сдаться.
Я вдохнула, легкие казались разорванными.
Я подняла взгляд.
Машина стояла перед нами.
Одна фара горела во тьме.
Эта машина врезалась в нас.
Из нее вышла женщина.
Она выглядела хорошо.
Конечно.
Это была Мишель.
Крик оборвался, и я оглянулась на Супер Б, врезавшуюся в дерево. Багажник был открыт, меч и мои учебники валялись на дороге, присыпанные стеклом.
— Макс! — пыталась кричать я, но не могла, вопль вылетел как воздух.
Боже, скажите, что он был в порядке.
Прошу.
Я смотрела на машину, пар поднимался от смятого капота. Я ждала, что он пошевелится, выйдет и выступит против Мишель, все наладит.
Этого не было.
Никто не вышел из машины.
И во мне угасала энергия.
Во мне была не только моя энергия.
Но и его.
И он покидал меня.
Я пыталась дышать. А потом смех заставил меня вспомнить.
Я увидела Мишель у машины, она прислонилась, словно не переживала.
— Я говорила не мешать ему, — сказала она.
Я пыталась покачать головой, но мозг кричал от боли, мир накренился. Я не видела одним глазом.
— Ты, — прохрипела я, горло болело. — Ты это сделала.
— Он создал это, — сказала она. — Поднял шум в последнюю минуту. Но не переживай. Теперь он так не сделает. Величайшая сила, какая у нас есть, — убедить кого — то, что они недостойны жить.
Я с порывом гнева поднялась на ноги, шатаясь. Обувь пропала, я босиком стояла на стекле, лямка платья порвалась.
Я была ничем, по сравнению с ней.
У меня ничего не было.
Я не могла одолеть ее без Макса, и чем больше я думала о нем, чем больше пыталась ощутить его, я не могла.
Он угас.
Умер.
Снова.
Он не мог мне помочь.
Горе ударило с такой силой, что слезы покатились из моих глаз, словно кто — то ударил по моему сердцу.
Я откинула голову к ночному небу и закричала.
Я визжала в месте, где никто не услышал бы, потому что они тоже кричали.
— Сдайся, — сказала Мишель. — Ложись и закрой глаза. Может, окажешься в одном месте с ним.
Я закрыла глаза.
Почти опустилась на колени.
Потому что порой сдаться было проще.
Было куда сложнее бороться.
И порой это требовало больше, чем мы могли дать.
Но мне нужно было спасти себя.
Если не из — за того, что Макс хотел бы этого для меня, то из — за других. Бабушки. Мамы. Перри, отца. Декса. Даже Джейкоба. Может, Джея.
Я не могла сдаться.
Я жила ради многого.
И не могла это бросить.
— Нет, — сказала я ей, слова звучали как рычание. — Ну уж нет.
Она нахмурилась, рассмеялась с придыханием.
— Откуда ты взяла эту наглость?
— Я родилась с ней, — сказала я.
А потом развернулась.
Бросилась к мечу, лежащему между мной и машиной.
Села на корточки, сжала его руками, ощутила вес.
Закрыла глаза, сосредоточилась на энергии, текущей из моих ладоней, и энергия из меня потекла в меня.
Энергия Макса.
Я открыла глаза.
Я знала, что в них был огонь.
Мое зрение пылало.
С ревом я подняла меч в воздух, взмахнула им и побежала к ней, подняв меч.
Мишель не успела отреагировать.
Я взмахнула, словно снова была в Малой бейсбольной лиге, и в этот раз я не разочаровала отца, и меч ударил, как бита.
А голова демона была мячом.
Я ударила по ее шее, увидела, как ее глаза расширились от удивления, из черных стали белыми. Клинок вонзился глубоко. Ее голова стала пеплом, рассыпалась передо мной, как и все ее тело.
Я смотрела, как прах падал на землю.
Сжимала меч в руках.
Точно молот Тора.
Но я спасла только себя.
Я не спасла его.
Я бросила меч и побежала к машине.
Я добралась до Макса, заглянула в разбитое окно.
Он лежал на сидении.
Все еще пристегнутый.
Но его голова была опущена, кровь текла по лицу.
И он мерцал.
Едва был тут.
Его тело угасало и вспыхивало.
— Макс, — выдавила я, паника охватила меня. Я стала дергать дверцу, открыла ее и бросилась к нему. Мои ладони прижались к его лицу. Он был плотным в одну минуту, а в следующую мои руки стали погружаться сквозь него. — Нет, нет, нет, — я двигала ладонями по нему, пыталась передать энергию. Она вспыхивала, поток был слабым, этого было мало. — Прошу, прошу, — говорила я ему, пыталась коснуться его лба, волос, щек. Я попыталась поднять его и посмотреть ему в глаза. — Макс! — завизжала я.
Он вздрогнул. Приоткрыл глаза, но они ничего не видели.
— Макс! — закричала я. — Это я. Ты здесь. Я здесь. Ты в безопасности, — может, я была при смерти, когда меня выбросило из машины, и это обрезало нашу связь и столкнуло его в пропасть.
Но он снова закрыл глаза.
— Ада, — сказал он, кровь текла из уголка рта. — Брось меня. Спасайся.
— Нет, — сказала я, трясла его, чтобы разбудить, а он угасал. — Нет, нет! Я спасла себя. Я это сделала. Твоим мечом. Я убрала ее. Я спасена. Ты спасен. Дай спасти тебя.
Теперь он угасал быстрее.
Боже.
Нет.
Прошу.
— Макс, — выдавила я, слезы сдавили мое горло, я старалась не поддаваться ужасу, печали. — Макс, прошу! Не надо!
Я сжала его плечи.
Ладони прошли сквозь него до спинки сидения.
— Не — е–ет! — завизжала я. — Нет! Прошу! Стой! Вернись ко мне! Ты не можешь меня бросить, Макс! Так нельзя!
Слезы лились по моим щекам, все мое тело дрожало, душа и сердца, и я не знала что делать. Я не могла его потерять, не могла это допустить.
— Пожалуйста…
Пусть это будет сон.
Пусть все будет исправлено.
Пусть меня хватит.
— Макс, — всхлипнула я, прильнув к нему, в него, сквозь него, пока не оказалась у сидения, и ничто не осталось. Энергия во мне угасала, крутилась, убегала. — Я люблю тебя. Люблю тебя. Прошу, не бросай меня, — я сжалась на сидении, где он был до этого, сжалась в комок. Где — то в глубине себя я еще ощущала его.
Там было темно, как в нем.
Но я не видела огонек себя, а ощущала искру него.
— Прошу, — закричала я, пальцы впились в сидение. — Нет. Прошу. Вернись. Не бросай меня. У нас так много осталось. Еще так много осталось.
Челюсть болела от силы слез, и все было размытым, и мои сердце и душа рыдали, и я нуждалась в нем. Я любила его, нуждалась в нем, и он обещал, что не уйдет.
С ним я ощущала себя достаточной.
Необходимой.
С ним я ощущала себя всем.
— Я тебя люблю, — прошептала я, ощущая, как разбиваюсь на миллион кусочков, стекло становилось лепестками розы, а они — пылью.
Мое сердце было рассеяно всюду.
Я закрыла глаза, не зная, должна ли вставать, или мне стоило остаться на асфальте и уйти с ним.
Но я знала, что должна была жить ради многого.
И я знала, что и у него так было.
Может, он знал, что было слишком поздно.
— Макс, — прошептала я ветру.
Я хотела остаться тут.
С головой на сидении.
Держаться за машину, хоть она была разбита.
Но и я была разбита.
Все мы.
— Ада.
Я открыла глаза, думая, что свист ветра в машине играл со мной.
— Ада.
Голос Макса.
Искра во мне, где он обитал, сияла.