Нюслейн с достоинством поклонился и вышел из салона.
Долли со смехом бросилась в кресло.
— Таков уж папа, видите ли: придет ему что-нибудь в голову, и все должны плясать под его дудку!
Она оживленно болтала, ее отражение в зеркале кокетничало с Гансом. Вдруг она вспомнила, что уже видела его однажды. Вместе с Германом Фасбиндером! Ведь правильно? Да, Германа она знает очень хорошо.
— Я, к сожалению, не очень-то слежу за своими волосами, мне прямо неловко!
Ганс с видом знатока пропустил сквозь пальцы прядь ее волос.
— У вас изумительные волосы, милая барышня, — сказал он с льстивым поклоном. — Они только слишком отросли. Если вы соблаговолите довериться мне…
Он взял гребенку и щетку. Шелковистые волосы, в которых тонули его руки, нежная розовая кожа в вырезе платья и взгляд светло-голубых глаз Долли, отражавшихся в зеркале, привели его в приятное волнение. Долли ему нравилась, и он пустил в ход все свое искусство. Сложив румяные губы сердечком, Генсхен улыбался своей самой обворожительной улыбкой. Глаза его вспыхивали всякий раз, как он, отрываясь от работы, взглядывал в зеркало. Он находился в городе всего около получаса, а небо уже послало ему это прелестное дитя! Нет, опасаться нечего, ему будет чудесно в этом городе! Волосы Долли потрескивали при каждом взмахе гребня.
Ганс заявил, что по волосам можно точно определить свойства человека. Волосы у Долли были шелковистые и послушные, а значит, у нее очень хороший характер, возможно даже слишком хороший, слишком податливый, слишком нежный.
Долли захихикала, глядя в зеркало.
— Вы, однако, льстец! — воскликнула она.
Он попросил у Долли разрешения ощупать ее голову, чтобы изучить форму, иначе он не может выбрать соответствующую прическу. Лоб должен остаться открытым, вот так! Зачем, собственно, она закрывает свой красивый лоб? Ганс откинул ее волосы назад, вложив в кончики своих пальцев особую нежность. Долли мгновенно покраснела. Это уже была настоящая дерзость. Она встряхнула своей гривой.
— Видно, что вы работали за границей! — снова затрещала она. — Вы долго были в Сан-Франциско?
— Довольно долго.
— Ах, как интересно!
Да, еще немного, и он остался бы во Фриско навсегда. Это было чудесное время! Генсхен пустился в нескончаемое повествование. Он влюбился там и дочь своего шефа, молодую особу восемнадцати лет, которую— вот удивительное дело! — напоминает ему своими волосами фрейлейн Нюслейн. Честное слово! Ее звали Мэри, она была богата, и казалось, что он нашел наконец свое счастье. Однако из этого ничего не вышло.
— Как интересно! Почему же?
Генсхен понизил голос.
— Между нами говоря, Мэри была слишком падка на поцелуи. Она хотела целоваться целыми часами, так что под конец я начинал задыхаться. Я был вынужден расторгнуть помолвку! — заявил он.
Долли громко расхохоталась.
Помолчав немного, Долли заговорила о городе. Здесь, заявила она, вовсе не так скучно, как может показаться на первый взгляд. Для летних прогулок есть озеро, а теперь каждую неделю устраиваются уроки танцев, скоро начнутся балы. А с тех пор, как открылся любительский театр, скуки вообще как не бывало. В ближайшую субботу опять будет спектакль. Пойдет комедия, которую они разучили с режиссером, доктором Александером. И тут Долли вдруг вспомнила очень важную вещь: ни один парикмахер не мог угодить Александеру, им был необходим хороший театральный парикмахер!
— Быть может, вам это подойдет? — воскликнула Долли.
Генсхен поблагодарил ее легким поклоном.
— Я всегда к вашим услугам! — ответил он. — Не походатайствуете ли вы за меня перед вашим отцом?
Он начал поливать волосы Долли эссенциями; прическа была совершенно готова. Долли выглядела очень шикарно, словно светская дама, отправляющаяся на бал. Она кокетливо вертела головой, любовалась собой и чувствовала себя польщенной.
— Прекрасно! — сказала она и признательно улыбнулась в зеркале Гансу.
Нужно было еще поправить несколько прядок и локонов, лежавших не совсем так, как хотелось Гансу; он взял снова гребень и щетку. Локоны на висках он пригладил рукой, и кончики его пальцев опять стали нежными и ласковыми. Улыбка Долли в зеркале придала ему смелости. Долли снова покраснела. Она раскаивалась, что не вела себя более сдержанно, — этот человек попросту, нахал. И вдруг она почувствовала губы Ганса на своей щеке.
Она вскочила и попятилась.
— Вы с ума сошли! — с негодованием крикнула она, и вся ее любезность мгновенно улетучилась. — И к тому же от вас несет водкой! — грубо заявила она. — Вам вообще нельзя пить — вы же дамский парикмахер!
В эту минуту вошел Нюслейн.
— Что за шум? Вы, кажется, повздорили? — спросил он.
«Кончено, — подумал Генсхен, — я слишком поторопился».
Но его опасения были напрасны: Долли весело рассмеялась.
— С чего это нам ссориться? Как тебе нравится прическа, папа?
Нюслейн надел пенсне и растерянно стал осматривать вызывающую прическу Долли. Перед ним стояла незнакомая дама.
— Слишком экстравагантно для здешних мест! — решил он. — Но талант настоящий! Черт побери, молодой человек, у вас еще будет собственный салон в Берлине! Можете работать у меня!
Нюслейн тотчас же согласился и на то, чтобы Генсхен взял на себя обязанности театрального парикмахера, — он и так достаточно проканителился с этим надменным доктором Александером, на которого никак не угодишь. В субботу Генсхен должен прийти к Нюслейну в два часа дня. Платит Нюслейн марку в час.
— Но только работать живо, живо, молодой человек! Не то это может затянуться до поздней ночи! Мы здесь работаем точь-в-точь как в Сан-Франциско!
Долли, раскаиваясь в своей недавней резкости, протянула Генсхену руку. «Красивый парень!» — подумала она, когда Генсхен ушел.
13
Марка в час — это ли не успех! Генсхен возвратился на гору в самом наилучшем настроении. По дороге он опрокинул еще одну рюмочку. Эта Долли, право же, неплохая девчонка, ничего не скажешь, уж он в таких вещах знает толк.
— Осторожно, Генсхен, осторожно, мой мальчик! — подтрунивали друзья.
Пусть себе издеваются! Генсхен смеялся. На первые деньги, которые он получит, он купит для всех них хлебной водки, несколько бутылок крепкой водки. Они уже заранее ощущали ее запах.
В следующую субботу Генсхен снова ушел, размахивая своей бамбуковой тросточкой. Он спешил. Долли сказала ему, что сегодня он познакомится со всеми дамами Хельзее, он не хотел ничего упустить.
Долли встретила его доверчивой улыбкой, как старого знакомого. Она гордо заявила, что ее прическа получила всеобщее одобрение и что сейчас придет причесываться ее приятельница Вероника. У нее, говорят, самые красивые ноги во всем Хельзее.
Но вот появилась первая клиентка. Это была жена аптекаря Кюммеля, красивая, немного высокомерная особа, заставившая Ганса порядочно потрудиться. Ее стриженые иссиня-черные волосы были уложены крупными локонами, как у римской матроны.
Вслед за женой аптекаря явилась подруга Долли Вероника; она уже больше пришлась Гансу по вкусу. В ней чувствовалось то, что Генсхен называл породой. Вероника держала маленькую модную мастерскую на Зеештрассе. Это была стройная девушка с длинными ногами и гривой выкрашенных в красновато-каштановый цвет волос. Но сегодня она была, по-видимому, не в духе — рассеянна и задумчива.
Ганса задело то, что она почти не обращала на него внимания. Лишь время от времени, болтая с Долли, она сквозь длинные ресницы взглядывала на него в зеркало; ее светлые бездонные глаза волновали его. О да, она проделывала это умело. У Вероники действительно оказались красивые ноги, немного тонковатые, правда, но прекрасной формы. А эти узкие колени! Но как только он принялся слишком внимательно рассматривать ее ноги, Долли ревниво рассмеялась.