В галерее этих образов особенно интересен образ вдовы Шальке, большая творческая удача автора. Логично и последовательно раскрывает писатель внутреннее содержание своей героини, показывая, как под личиной вкрадчивости и мнимо благожелательного отношения к людям в этой одинокой женщине, зарабатывающей себе на пропитание шитьем, живет зависть к богатым людям, как гложет ее страсть к наживе, как умело пользуясь оружием сплетни, она втирается в доверие к теряющему рассудок Шпану, как, все больше и больше входя во вкус, обкрадывает его. Ее перевоплощение происходит на глазах у читателя совершенно закономерно, в полном соответствии с теми чертами ее характера, которые Келлерман сначала лишь намечает, а затем все более раскрывает.
Если в Борне царит атмосфера взаимного доверия и взаимной помощи, то население Хельзее (по крайней мере его буржуазные и мелкобуржуазные слои, особенно интересующие Келлермана) живет в обстановке сплетен и мелкого злорадства по поводу больших и малых бед соседей, и в этом смысле характерны сообщения местной газетенки, которые несколько раз приводятся в романе. Быть может, следует усматривать некоторую аллегоричность в том, что Борн, живущий высокими нравственными принципами, по воле автора расположен на горе, а Хельзее находится внизу, в долине.
От затхлой атмосферы Хельзее ищет спасения в романтической мечте о счастливой жизни с режиссером, доктором Александером, Христина Шпан; она бежит из родного города, но, потерпев крушение, больная и морально опустошенная, возвращается домой. Борн и любовь Германа возвращают ей физические и моральные силы, и когда в конце романа одна из лошадей Германа несет на своей спине выздоравливающую героиню «прямо навстречу пылающему солнцу», то лучи этого солнца должны, очевидно, по мысли автора, символизировать победу Борна над Хельзее. На этой концовке романа, напоминающей, кстати, заключительную часть «Братьев Шелленберг», в которой показано «обращение» Венцеля и его приход к идеям брата, лежит налет схематизма.
Но есть в ней и другое — идилличность, связанная со всей социально-утопической концепцией романа. Противоречивость и ограниченность мировоззрения буржуазного писателя-гуманиста, находящегося в плену превратных представлений о классовой борьбе и ее результатах, заставляет его временами идти на компромиссы во имя «мира и спокойствия» в человеческом обществе, обходить острые углы и отказываться от поисков источников социального зла. Келлерман сознательно уходит от спора по некоторым принципиальным вопросам, скатываясь порою на позиции релятивизма. Характерно, что когда Бабетта употребляет в разговоре пословицу: «Нет худа без добра», автор комментирует эти слова следующим образом: «и это было верно, как верны все пословицы, — а на них всегда можно ответить пословицами, утверждающими обратное, и они тоже всегда верны».
Недаром многие из героев романа так склонны к примирению и всепрощению. «В мире много неполадок, и все потому, что люди так, непримиримы», — заявляет примирившийся с собственным несчастьем Карл. Герман перестает думать о романе Христины с Александером. Шпан перед смертью склоняется к тому, чтобы простить свою дочь, и в данном случае Келлерман отступает от художественной правды и не считается с внутренней закономерностью развития этого образа. Рыжий прощает владельца лесопильни Руппа, выдавшего его полиции, и в конце концов, после долгих мучений, перестает размышлять о том, изменяла ли ему с Руппом его жена Эльзхен. Он делает это совершенно сознательно, и автор помогает ему найти «теоретическое» обоснование: «Рыжий улыбается. Он пережил немало, но все это позади. Он доволен. О, есть вещи, которые вовсе не нужно знать до конца, не надо стремиться проникнуть во все тайны — это совсем не обязательно. Так обстоит дело или не так, — человек должен примириться. Да, у Рыжего есть все основания быть довольным; пусть всем людям будет так же хорошо, как ему».
Правда, к этому выводу он приходит только после ссоры с Эльзхен. Измученный ревностью муж, размахивая огромным ножом, требует от жены, чтобы она сказала ему наконец всю правду о ее прошлых отношениях с Руппом. Но Эльзхен, которую выводят из себя эти вечные допросы, пускает в ход веник, вышибая им нож из рук Рыжего и нещадно избивая мужа. Так трагическое внезапно оборачивается комическим, и грязный веник побеждает нож ревнивца, принося «умиротворение» измученному герою.
Тематически «Песнь дружбы» примыкает к произведениям так называемой Heinikehrerliteratur (литературы о тех, кто вернулся с фронта), нашедшей широкое распространение в Германии эпохи Веймарской республики. Лучшие книги этого жанра, например роман Эриха Марии Ремарка «Возвращение», появившийся за четыре года до выхода в свет «Песни дружбы», были книгами антивоенными: ретроспективное изображение первой мировой войны, описание ее пагубных последствий ставило своей задачей ее осуждение. В этом смысле и «Песнь дружбы» не представляет собою исключения, что служит еще одним подтверждением той скрытой полемики, которую вел Келлерман с пришедшими к власти фашистами, окружавшими все военное героическим ореолом. Но если Ремарк, как и многие другие певцы «потерянного поколения», показывая разрушительный характер войны и принесенные ею моральные опустошения, вселяет в душу читателя чувство безысходной тоски, то Келлерман, для которого всегда было характерно жизнеутверждение, ищет, как мы видели выше, выхода в таких идеалах, как труд и дружба.
Что касается дружбы, то вряд ли можно назвать такое произведение Heimkehrerliteratur, в котором бы она не воспевалась, а в первом романе Ремарка «На Западном фронте без перемен» товарищество называется «единственно хорошим, что породила война». В милитаристских, профашистских произведениях (например, у Эрнста Юнгера) также использовалось понятие «фронтовой дружбы», и здесь оно становилось одним из средств романтизации и героизации войны. Иллюзорность этого понятия разглядел Ремарк, показавший в «Возвращении», как многие из бывших фронтовых друзей после войны в поисках «дороги к новой жизни» становятся чужими друг другу людьми и даже врагами. Герои Келлермана тоже спаяны солдатской дружбой, и на фронте товарищи спасли Герману жизнь, но не это интересует писателя в первую очередь: гораздо важнее оказывается для него то, что сохраненная после войны дружба расцветает по-настоящему только в совместном труде.
Характерно, что и в заглавии и в тексте романа понятие дружеских, товарищеских взаимоотношений людей Келлерман выражает не. любимым словом Ремарка Kameradschaft, которое воспринимается в первую очередь именно как обозначение фронтовой дружбы однополчан и на котором несомненно лежит налет кастовой замкнутости, а гораздо более широким, «общечеловеческим» словом Freundschaft.
Можно с уверенностью сказать, что этот роман, прославляющий труд человека, живущего в условиях естественных взаимоотношений с другими людьми, получил особенное звучание через десятилетие после того, как он был создан, то есть уже после освобождения Германии от фашизма. Многим немцам эта книга могла и может помочь строить на развалинах гитлеровского государства свободную, миролюбивую Германию, как Герман и его друзья строили новый хутор на пепелище Борна.
Не приходится удивляться, что фашизированная пресса, усиленно раздувавшая все литературные явления, которые хоть в какой-то степени могли быть использованы нацистскими пропагандистами, постаралась попросту замолчать роман «Песнь дружбы».
Точно так же поступила она и в отношении следующего произведения Келлермана, романа «Голубая лента» («Das blaue Band»), который он опубликовал в 1938 году, ибо и в этой книге писатель не пошел ни на какие уступки фашистской идеологии. Роман представляет собою историю первого и последнего рейса огромного пассажирского судна «Космос». В «исторической справке», которой автор сопроводил книгу, он сообщил, что при работе над ней использовал в качестве «фактического фона» обстоятельства гибели в апреле 1912 года английского парохода «Титаник». «Космос», как и «Титаник», является величайшим техническим достижением века. Блеску корабля соответствует блеск его пассажиров — первых богачей Европы и Америки, знаменитых политических деятелей, артистов, ученых, многие из которых платят бешеные деньги, чтобы ради сенсации проехать первыми в самых роскошных и комфортабельных каютах судна-гиганта. Но, путешествуя на «Космосе» вместе с пассажирами, изображая их поведение и поведение экипажа до и после катастрофы, писатель умело показывает изнанку жизни, поднимаясь до больших высот социальной критики, обнажая классовые противоречия и темные силы капиталистического мира, жертвой которых оказываются не только люди, но и сам «Космос» — одно из крупнейших завоеваний человеческого разума. Погоня за сенсацией, за «голубой лентой» рекорда, являющегося средством получения баснословных барышей, сводит на нет лучшие достижения техники, разрушает их и обрекает на гибель сотни человеческих жизней.