— Тем не менее я хочу знать все.
Жандарм покосился на дона Эмилиано, потом спросил:
— Сколько стоит жизнь пеона?
— Несколько песо. А что?
— Тогда судите сами, сеньор, что это должен быть за человек, чтобы подвергать себя смертельной опасности из-за какого-то пеона — пусть даже запоротого чуть ли не до смерти?
— Это верно, — согласился дон Томас, принимаясь снова поглаживать острую седую бородку.
— После того как Хулио Меркадо высекли, но он еще был жив, этот гринго переправился через реку, нелегально проник на территорию Мексики и… — Халиска запнулся.
— Продолжай! — сквозь зубы процедил дон Эмилиано.
— Спасибо, Эмилиано, — ласково поблагодарила его Доротея.
— Ну так вот, — продолжал жандарм, — хоть вы и сами знаете всю историю, я еще раз перескажу ее. Он освободил пеона. Потом вместе с ним пробрался к охраняемому дому и спальне дона Эмилиано. Там оглушил охранника под окном — бедный парень все еще находится между жизнью и смертью. Затем похитил дона Эмилиано, чем подверг его жизнь смертельной опасности. Потом не спеша выбрал лучших лошадей вашего превосходительства, а перед тем как удрать, едва не расправился с доном Эмилиано.
— Это правда, — произнесла Доротея.
Дон Эмилиано ожег невесту взглядом, но увидел, что она ему улыбается.
— И все же, — настаивал дон Томас, — разве это доказывает, что преступником был именно Эль-Кид?
— Он из тех, кто совершает бескорыстные поступки, — пояснил жандарм.
— Ну, на это способен не только он, — улыбаясь, возразил Леррас.
— Сеньор, он смог разбудить в пеоне чувство собственного достоинства — и не просто в пеоне, а в запоротом почти до смерти!
— Что правда, то правда. Но это мог сделать и кто-нибудь другой.
— Сеньор, — продолжал гнуть свое жандарм, — но ведь под конец он, подвергая свою жизнь опасности, зная, что его разыскивает толпа вооруженных людей, и не подумал поторопиться, выбирая самого лучшего коня из ваших конюшен!
— Ах! — воскликнула Доротея.
— Успокойся! — одернул ее отец.
— Сеньор жандарм, — обратилась к Халиске девушка, — скажите, а этот человек, Эль-Кид, он действительно так хороню разбирается в лошадях?
— Сеньорита, он отлично разбирается в двух вещах: лошадях и… — Зажав рот рукой, жандарм оборвал себя и виновато посмотрел на дона Томаса.
— Так в чем же еще? — настаивала Доротея.
— Извините, сеньорита, — произнес жандарм. — Он отлично разбирается в лошадях.
Девушка повернулась к отцу.
— А этот Халиска не лишен чувства такта, — заметила она.
— Не понимаю, о чем ты, — отозвался дон Томас.
— Ну конечно, не понимаешь, — усмехнулась дочь, — однако… — Тут она рассмеялась и посмотрела на дона Эмилиано.
— А ты знаешь, в чем еще, дорогой мой Эмилиано?
Глянув на нее, он сдавленно ответил:
— Надеюсь, что нет.
— И все же ты знаешь! — весело смеясь, заявила Доротея. Она вообще была очень веселой девушкой.
— Так вы полагаете, — вновь заговорил дон Томас, — что на белом свете существует только один человек, способный на подобную дерзость? Только один бесстрашный дьявол, который разбирается в лошадях, как в своих пяти пальцах?
— В лошадях и во многом другом, — повторил жандарм. — Готов присягнуть, что здесь побывал Эль-Кид. Я слышал, как его описывал дон Эмилиано. Дон Эмилиано, можно вас спросить?
— Спрашивай, черт тебя побери?
— Давайте, давайте! — подбодрил жандарма Леррас.
— Когда вы увидели его, — начал Халиска, — он показался вам крупным мужчиной?
— Да, — ответил Лопес.
— С могучими плечами?
— Да.
— И тем не менее по тому, как он двигался, можно было определить, что он без труда взберется на дерево?
— Да, — снова подтвердил дон Эмилиано. — Он двигался легко, как кошка… Да, очень похоже на кошку.
— На нем была маска?
— Да.
— И поэтому вы не смогли как следует разглядеть его?
— Да.
— А цвет его волос?
— Черный.
— А цвет его глаз? Они, случайно, не были синими?
Тут Лопес впервые за все время сорвался.
— Да, синие, синие, синие! — закричал он. — Боже праведный! Этот человек прав! Это действительно был Эль-Кид!
— Ой! — воскликнула Доротея. — Как бы мне хотелось увидеть его!
— Доротея! — снова одернул ее отец.
— В цепях и с петлей на шее, — закончила девушка.
— Но что из всего этого следует? — оттягивая ворот рубашки, чтобы стало легче дышать, спросил дон Эмилиано.
— А вот что. Когда Эль-Кид уезжал, то поклялся, что, если мать Хулио тронут хотя бы пальцем, он спустится с гор и свершит возмездие…
— Да, это его слова. Но откуда вам они известны? Я говорил об этом только одному человеку, — полюбопытствовал Лопес.
— Сеньор, слухами земля полнится, — парировал жандарм.
— Ладно, не важно. Это правда, — нетерпеливо заключил дон Томас. — Но что нам это даст?
— Очень многое, сеньор, — облизал губы кончиком языка Бенито Халиска.
— Не тяните! — поторопил его Леррас.
— Ведь мать этого Меркадо так и не тронули? — поинтересовался жандарм.
— Она старая женщина, — вмешался дон Эмилиано, — и не несет ответственности за то, что ее сын спятил.
— А если ее, предположим, бросить в тюрьму? Слегка выпороть — только для вида — и посадить за решетку? — предложил Халиска.
— И что? — не понял дон Томас. — Не думаете же вы, что этот гринго Эль-Кид, каким бы дураком он ни был, будет настолько безрассуден, что примчится ей на выручку?
— Сеньор, он всегда ведет себя безрассудно, когда дело касается его слова, — объяснил жандарм. — А в данном случае Эль-Кид дал обещание.
— Он никогда этого не сделает, — покачав головой, возразил Леррас.
— А вдруг сделает? Или все же не сделает? — пробормотала девушка.
— Позвольте мне рассказать вам одну историю, — обратился к хозяину поместья Халиска.
— Ну рассказывайте! — позволил дон Томас, доставая цигарку и прикуривая от спички, с готовностью зажженной доном Эмилиано.
— Однажды, — начал жандарм, — к Эль-Киду, которого в стране гринго называют Монтана, явились двое проходимцев и поведали о богаче по имени Лэвери, чей сын много лет назад был похищен мексиканскими бандитами. У этого мальчика были черные волосы и синие глаза, а на спине — родимое пятно. Ну, в общем, они сделали на спине Монтаны татуировку, имитирующую родимое пятно, и он отправился к тому самому богачу Лэвери. Там родимое пятно на спине «случайно» заметили, и счастливый отец принял его за родного сына. Но однажды Эль-Кид вспомнил, что когда-то видел так называемого сына известного бандита Рубриса, Тонио. Этот Тонио был серьезно ранен в жестокой схватке с жандармами, в которой я тоже принимал участие. Его захватили в плен и перепроводили в городскую тюрьму. И вот, когда его вели по улицам, полуобнаженного, истекающего кровью, Эль-Кид и увидел на спине Тонио родимое пятно — настоящее родимое пятно. Теперь он понял, кто был настоящим сыном Лэвери. Недолго думая, Эль-Кид отправился на юг, в глубь Мексики, вызволил Тонио из тюрьмы и чуть ли не насильно отвез его на родину. Рубрис, как обезумевший ягуар, следовал за ними по пятам, то и дело атакуя беглецов. Вот так Эль-Кид вернул Тонио настоящее имя и причитающееся ему по праву наследство. Теперь этого парня зовут Ричард Лэвери… А рассказал я вам эту историю, сеньор, для того, чтобы показать, что в Эль-Киде сидит настоящий бес, которого нам, простым смертным, не понять. Этот бес толкает его на поступки, которые другие ни за что не стали бы совершать. И как верно то, что Монтана добровольно отказался от благородного имени, любви достойного семейства и миллионов песо, точно так же верно, что он спустится с гор, дабы выполнить свое обещание, стоит вам лишь пальцем коснуться матери Хулио Меркадо.
— Пусть же так и сделают! — воскликнула Доротея Леррас. — Пусть схватят мать пеона, высекут и бросят за решетку! Вот тогда-то мы и посмотрим, действительно ли Эль-Кид таков, как о нем говорят.
— Терпение, детка, терпение, — остановил дочь дон Томас. — Это будет сделано, и очень скоро.