— Эй, малыш! — воскликнул Рубрис. — А ты, случайно, не забыл, что в Мексике тебя до сих пор считают бандитом? Ты разве не знаешь, что на каждого, кто хотя бы ездил рядом с Матео Рубрисом, здесь заготовлена веревка?
— Я услышал, что они еще не успокоились, — подтвердил Лэвери, — дон Леррас пришел в такую ярость, что они с доном Эмилиано схватили несчастную мать Меркадо, выпороли и бросили за решетку…
— Замолчи! — крикнул Рубрис и поднял руку.
В наступившей тишине все уставились не на Хулио Меркадо, а на Монтану Кида.
Тот медленно поднялся со стула.
— Ты знал об этом, Матео? — ледяным тоном спросил Кид. — Знал и не сказал мне?
— Откуда мне было знать? — возразил Рубрис, — Я же не…
— Меркадо, — позвал Монтана.
Пеон вскочил со своего места.
— Мы едем сегодня же ночью, — бросил Монтана и, резко развернувшись на каблуках, вышел из-за стола.
Глава 8
В каждом мексиканском городишке есть кафе или нечто заменяющее его. В городке поместья Лерраса был природный навес — тенистое дерево с мощной раскидистой кроной и круглыми столиками под ней, где к услугам клиентов всегда имелось достаточно пульке и обжигающего рот бренди. Рядом в хижине на очаге постоянно кипел котел с фасолью и хранились запасы еды. В тот день сам достопочтенный Леррас, знаменитый дон Томас, с дочерью по правую руку и доном Эмилиано по левую, проезжали мимо. Заметив в свете догоравшего дня царившее там оживление, дон Томас остановил коня, чтобы посмотреть.
На следующий день должно было состояться одно из самых знаменательных событий в истории семьи Леррасов — помолвка Доротеи с доном Эмилиано Лопесом. В огромном доме готовилось грандиозное пиршество, со всех окрестностей на многие мили вокруг стекался народ, которого в поместье ждало даровое угощение и выпивка. Дону Томасу доставляло истинное удовольствие наблюдать царившую в городке предпраздничную атмосферу, где ему принадлежало все — от сырцового кирпича до последней душонки, обитавшей за стенами беленой хижины. И дону Томасу казалось вполне естественным, что его пеоны, как самые распоследние дураки, танцуют и радуются предстоящему празднику. К тому же он полагал, что для низкого сословия нет ничего более желанного, чем возможность поглазеть на господские развлечения.
Леррас был даже тронут — он не рассчитывал на то, что все пеоны в деревне будут так веселиться. Натянув поводья, дон Томас вгляделся в собравшуюся под деревом толпу. За его спиной не меньше дюжины отборных наемников-телохранителей последовали его примеру; послышался легкий звон цепочек и бряцание шпор. Слегка раздраженные лошади закусили удила и осели на задние ноги. Однако эти звуки не смогли отвлечь внимание толпы, чьи глаза были прикованы к танцовщице, выделывавшей босыми ногами па на голой земле.
— Вот видишь, Доротея, — сказал дон Томас, — эти люди уже веселятся и танцуют в честь твоей завтрашней помолвки.
Дочь подняла изящную головку и с любопытством посмотрела на отца:
— Ты так думаешь? Да разве ты не видишь, папочка, что эти мужланы под деревом просто с ума посходили из-за той очаровательной плясуньи?
— Из-за нее? — насмешливо переспросил дон Томас. — С чего ты взяла? Кто она такая? Оборванная бродяжка, за несколько песо в неделю сбивающая себе ноги о голую землю.
— Мой дорогой, — возразила Доротея, — если одеть ее в шелка, то она станет украшением любой сцены в Мехико, да и в Париже тоже. Это настоящая артистка. Интересно, что она делает в нашем городке?
— Я сейчас спрошу ее, — отозвался дон Эмилиано.
Девушка как раз закончила танец, и толпа принялась неистово рукоплескать ей.
Один из пеонов, мужчина богатырского телосложения, пришел в такое возбуждение, что решил станцевать в ответ. Не зная иного способа, как воздать должное красоте девушки, он, не долго думая, подхватил танцовщицу вместе со стулом и принялся кружиться и вертеться, то и дело поднимая ее над головой. Им подыгрывало трио разошедшихся гитаристов. А когда выдохшийся наконец пеон запнулся, девушка со смехом соскочила на землю, и в этот момент дон Эмилиано громко окликнул ее.
Сквозь проход, образовавшийся в ошеломленной появлением знатных господ и их свиты толпе, девушка быстро подошла к дону Томасу и его спутникам, поклонившись всем троим.
— Что привело тебя во владения Лерраса? — обратилась к ней Доротея.
— Я услышала о помолвке прекрасной сеньориты и решила посмотреть на нее, — ответила девушка, склоняясь в низком поклоне до земли.
— Глупости! — не поверила Доротея. — Как тебя зовут?
— Розита… к вашим услугам, сеньорита.
— И сколько же заплатили за твой танец эти парни, Розита? — поинтересовалась Доротея.
— Целую кучу медяков. Да мне хватит!
— А ты знаешь, что достойна серебра и золота?
— Сеньорита, об этом я могу только мечтать.
— Послушай, Розита! А мне кажется, что не так давно твои руки купались в золоте и серебре.
— Мои руки? Ах, сеньорита, если бы это было так, то что бы я делала здесь, в таких лохмотьях?
— Вот это мне и хотелось бы знать, — заявила Доротея. — Подойди поближе!
Снова поклонившись, Розита приблизилась к лошади знатной дамы, и та, нагнувшись с седла, коснулась рукой лица танцовщицы.
— Сколько самых дорогих кремов ты потратила, Розита, чтобы твои руки стали такими бархатными? — тихо спросила она. — А сколько ты заплатила за французские духи? Остался лишь легкий аромат, но я, кажется, узнаю его. Я сама пользовалась такими — мне их дарили… Скажи, Розита, кто ты и что ты здесь делаешь?
Розита ответила таким же тихим голосом:
— Сеньорита, от вас ничего не утаить. Вы знаете, на что способна девушка ради любимого?
— Который заставляет ее бродяжничать как попрошайку? А потом отбирает все, что она заработала? — с любопытством продолжила Доротея.
— Нет, сеньорита. Он горд как дьявол и даже не желает смотреть на меня.
— Кто же он, Розита?
— Храбрый мужчина с синими глазами, сеньорита.
— И он здесь, во владениях Лерраса?
— Я надеюсь встретить его здесь.
— А как его зовут?
— У него несколько имен, и одному Богу известно, каким он воспользуется на этот раз.
— Так ты хочешь сказать, что он вне закона?
— Увы, сеньорита!
— Я правильно подумала, когда увидела тебя, — заключила Доротея. — Невозможно быть такой красивой и вместе с тем счастливой… Скажи, а ты придешь завтра в дом моего отца, чтобы станцевать для гостей?
— Если это доставит удовольствие сеньорите…
— О чем вы там разговариваете? — вмешался дон Томас.
— Дай ей денег, — попросила Доротея. — Завтра она придет к нам, чтобы станцевать для гостей. Но ей нужны деньги на приличное платье.
— Но сможет ли она найти его здесь, в глуши? — засомневался Леррас.
— Если есть деньги, то в любом мексиканском городишке можно найти все, что угодно, — возразила Доротея. — Сам увидишь!
Дон Томас достал бумажник, высыпал целую пригоршню монет в подставленные ладони Розиты и, сопровождаемый благословениями, выкрикиваемыми звонким голосом девушки, отъехал.
— О чем она говорила с тобой? — поинтересовался дон Эмилиано.
— Так, — отмахнулась Доротея, — о маленьких женских секретах, которые мужчинам знать ни к чему.
Немного погодя за городом, в сухом русле ручья, под прикрытием освещенных ярким лунным светом густых зарослей кустарника, Розита сидела и ждала. Наконец она услышала со стороны ущелья резкий свист, на который ответила двумя переливчатыми нотами. И тут же издалека до нее донесся конский топот.
Двое молодых всадников галопом подъехали к ней и, резко остановив коней, спрыгнули на землю. Отдав поводья своего коня Тонио Лэвери, Монтана подошел к девушке:
— Ну, что ты узнала, Розита?
— Вот это да! — воскликнула она. — Меня не было целых три дня, я прыгала, скакала, танцевала, пела до хрипоты, позволяла немытым пеонам хватать меня за руки, улыбалась им и делала вид, что исходящий от них чесночный дух приятней аромата майского цветения, а тут появляешься ты и спрашиваешь: «Что ты узнала?» Если хочешь знать, я узнала, что значит уродовать себя так долго!