Эмилиано почти уже встал с кровати, когда увидел силуэт влезавшего в окно человека. И тут же вслед за ним в оконном проеме замаячили голова и плечи второго, более высокого человека, который мягко, будто большая кошка, соскочил с подоконника на пол спальни.
— Дон Эмилиано! — взволнованно воскликнул первый. — Неожиданное нападение. Это бандиты!
— Вот дьявол! — воскликнул управляющий и бросился к окну.
В темноте он не узнал этих двоих, проникших в спальню, чтобы предупредить его об опасности. К тому же слишком торопился оценить обстановку снаружи, и ему было не до подозрений. Надо сказать, что дон Эмилиано давно ожидал разбойного нападения — но только не среди ночи. Это было не по правилам и совсем не по-мексикански. Истинный мексиканец — не важно, разбойник он или нет — дерется днем, а ночью, как и подобает истинному джентльмену, спит. И неуклонно придерживается таких правил. Поэтому управляющий в смятении подскочил к окну, и тут на его голову обрушился удар. Его нанес тот парень, что был выше. Дон Эмилиано рухнул на пол. Тогда ему мгновенно связали руки, в рот сунули кляп.
Он попытался сопротивляться, но быстро обмяк, поскольку не мог дышать ртом и сразу же стал задыхаться. В живот ему уткнулось что-то твердое, и высокий парень произнес:
— Мы не собираемся убивать тебя, Лопес. Веди себя благоразумно и доверься своему покорному слуге.
В манере этого парня говорить было нечто такое, что у Лопеса моментально пропала всякая охота к сопротивлению.
Его отвели в комнату, находившуюся справа от спальни. За окном слышались голоса его верных и преданных стражей:
— Хуан Торрес! Хуан Торрес! Что случилось? Очнись… Господи помилуй. Да он, кажись, мертв!
— Надеюсь, что нет, — пробормотал стоявший рядом с доном Эмилиано высокий человек. — Я не собирался проламывать ему череп… Хулио, возьми оружие! Много не бери — хватит пары патронташей, ружья или двух, да парочки револьверов.
Хулио не мешкая нагрузился самым современным оружием, которым дон Эмилиано всегда заботливо снабжал своих личных «стражей порядка». Перекинув через левое плечо четыре патронташа с патронами для ружей и револьверов, он повел Лопеса и высокого парня по коридору, который заканчивался выходом во двор. По всему дому слышалось шлепанье босых ног, но, к удивлению дона Эмилиано, рядом с ними так никто и не появился.
Они остановились на улице под ночными звездами. Вблизи не было слышно ни звука; лишь с дальнего конца большого дома доносился гул голосов.
— Хулио, нам нужны лошади, и хорошие, — сказал высокий. — Где тут конюшни? Где конюшни с лошадьми Эмилиано?
Поселившийся в сердце управляющего страх сменился ужасом. Ужас был сильнее страха, ведь то, что эти двое посмели поднять руку на человека аристократического происхождения, уже само по себе являлось немалым святотатством; но еще большим святотатством в глазах Лопеса было то, что они проникли в крыло конюшни, где содержались самые породистые лошади. На самом деле эти красавцы принадлежали не ему, а самому дону Томасу!
Глава 3
— Зажги лампу, — велел высокий.
Хулио отыскал лампу, но перёд тем, как зажечь, попытался возразить:
— Но ведь он увидит наши лица, сеньор…
— А ты что, не хочешь, чтобы он знал, кто с ним так поступил? — отозвался высокий. — Пусть поглядит на тебя, Хулио. А что касается меня, то я в маске.
— А если кто-нибудь из слуг заметит свет?
— Придется рискнуть. В жизни без риска не обойтись, Хулио. Зажги лампу.
Язычок пламени лизнул фитиль. Скрипнув ржавыми петлями, захлопнулась дверца фонаря. Огонь усилился, затем пару раз мигнул и наконец занялся ровным голубоватым пламенем. Теперь Эмилиано мог видеть лицо Хулио Меркадо. Сердце управляющего болезненно сжалось, ему показалось, что он все еще чувствует в своей ладони рукоять хлыста. Лопес был уверен, что ему конец. Правда, у этих хладнокровных негодяев нет времени на долгую пытку, но он не сомневался, что смерть его будет ужасной.
Однако, несмотря на неутешительные мысли, у дона Эмилиано хватало выдержки и душевных сил, чтобы испытывать одновременно с гневом и презрением жгучий стыд — особенно когда он увидел, как эти двое приглядываются к просторным стойлам лошадей дона Томаса. Эти кони годились даже под королевское седло, и никому в усадьбе, за исключением дона Эмилиано, не позволялось ездить на них во время длительного отсутствия их владельца.
— Ну-ка, скажи, какие из них здесь самые лучшие? — поинтересовался высокий человек в маске,
— Вот эта кобыла, — посоветовал Хулио. — Только гляньте, до чего она красива: голова как у оленя, а глаза… Я видел, она летела как ветер. Берите ее, сеньор, а я возьму мустанга из загона…
— Нет, эту гнедую ты возьми себе, Хулио. Мне она не больно приглянулась, — отказался высокий.
Когда Лопес услышал первые слова Хулио, его сердце забилось, словно птица в клетке. Нужно отдать ему должное — даже в момент личной опасности он был способен испытывать душевные муки оттого, что породистое, племенное животное окажется в руках бандитов. А когда высокий отказался от гнедой, его сердце снова болезненно сжалось. Но к счастью, ни Хулио, ни этот высокий парень не могли догадаться о величайшем секрете.
— Тут есть кое-что получше, — произнес высокий, заглянув в соседнее стойло.
Там стоял крупный серый мерин, который мог бы нести на себе двести фунтов веса и целый день без передышки скакать торными тропами. Конь стоил очень дорого, но от мысли, что грабители заберут только этих двух лошадей, сердце Эмилиано немного успокоилось.
— Да, — заявил высокий, — этот конь сгодился бы для меня.
— Тогда, Христа ради, забирайте его, и дело с концом! — взмолился Хулио. — Вы слышите? Они приближаются!
Он показал рукой в сторону, откуда с вершины холма, на котором раскинулось поместье, доносился шум голосов,
— Ничего, успеем, — отозвался высокий.
За маской Лопес разглядел широко расставленные, поблескивающие голубые глаза. Он также обратил внимание на мощные плечи, длинные руки и крепкую мускулатуру бедер. От глаз дона Эмилиано не ускользнул даже богато вышитый красный пояс, обхватывающий бедра незнакомца. Он исполнился уверенностью, что перед ним находится не простой разбойник, а человек, обладающий немалой властью среди мексиканских бандитов.
— Раз уж мы очутились у горнила рога изобилия, то не следует торопиться, — продолжал высокий. — Дай-ка я еще посмотрю… — И, взяв фонарь, он принялся осматривать лошадей, не переставая комментировать; — Мне нравится этот римский профиль. А вот у этого тяжеловат круп. Ну-ка, посмотрим на этого еще разок… У него жидковата холка… в коленях слабоват… Этот тоже… Нет, для гор не годится… Постой-ка! Вот это да! Ну-ка, поглядим на него еще! Ты знаешь этого жеребца, Хулио?
У дона Эмилиано сердце ушло в пятки — ведь это был всем коням конь.
— Видал я его, сеньор… Этого коня привели совсем недавно. Ничего особенного. Слишком крупные ноги и грудь чересчур узка. А задние ноги… Мослы, того и гляди, прорвут шкуру.
— Тут ты прав, — кивнул высокий. — Это не конь — это лезвие шпаги. В нем чувствуется какая-то скрытая мощь, которая мне и нужна. Глаз у него кровавый… Злой дьявол, а?
— Он чуть не угробил двоих конюхов, сеньор.
— Ну, он и не предназначен для их рук. Такой конь создан именно для меня, — горделиво заключил высокий.
— Тогда побыстрей, сеньор! Да простит мне Господь, что я позволяю вам взять такую захудалую лошадь! Они уже совсем близко!
— Еще есть время. Раз у нас такие кони, то им за нами не угнаться. Вот это седло для тебя, а это мне… Эге! Ты надуваешь живот, чтобы обмануть меня, а потом сбросить, да? Как зовут этого узкогрудого дьявола, Хулио?