Потом, уже быстрее, начали возникать из ничего - мозг, нервы, кровеносные сосуды, мускулы, плоть - шкура...
Я смотрел на зверя, едва не разинув рот от изумления, смешанного с ужасом, поняв, что вижу перед собой: гербовый зверь моего Дома, символ силы и мужества - чудесный, едва ли не волшебный зверь, много веков назад исчезнувший с лица земли. Лев Хомейны.
Он прыгнул. Подобрался и прыгнул на моего пони, одним ударом огромной когтистой лапы сбив его с ног - я услышал хруст костей, и, не успел еще бедняга-степнячок рухнуть на снег с переломанной шеей, лев повернулся ко мне.
Я выронил лук и ударился в бегство. Вслед за мной бросился лев великолепный, темно-золотой, с роскошной черной гривой, хвост его хлестал по бокам, словно бы жил своей собственной жизнью. Я бежал - но знал, что он легко догонит меня. И, поняв это до конца, остановился и обнажил меч.
Лев прыгнул - взлетел в воздух, оттолкнувшись от земли мускулистыми задними лапами, вытянув в прыжке передние, с чудовищными черными когтями. Я едва не оглох от громового рыка, кровь бешено застучала в виски..
Одна лапа зацепила мою голову - но все же я успел увернуться от удара, который мог бы сломать мне шею, как тростинку, хотя и без того силы удара хватило на то, чтобы вывихнуть мне челюсть. Из носа у меня хлынула кровь.
Я упал, но продолжал крепко сжимать меч в руках - клинок вонзился в широкую грудь зверя, вспорол шкуру, наткнулся на кость - в прыжке лев едва не вывернул его из моих рук.
На мгновение я оказался распростертым в снегу - но почти тут же вскочил, не чувствуя даже боли, настолько силен был охвативший меня ужас. Голова у меня гудела, рот наполнился кровью. Меч был бессилен против льва - единственной надеждой было задеть какой-нибудь жизненно важный центр, но для этого мне пришлось бы подойти слишком близко к зверю, а тут уж скорее бы он достал меня, чем я его. Мне вовсе не улыбалось стать его добычей...
Лев снова зарычал - но глуше, рык перешел в подобие кашля, спутанная черная грива встала дыбом - и все же под темным золотом шкуры по-прежнему перекатывались мускулы: рана ничуть не ослабила хищника. Кровь хлестала из раны, но ни остановить, ни даже задержать льва это не могло.
Каким-то шестым чувством я сознавал, что он не умрет. Мне не удастся убить его как обычного зверя, даже если и удастся нанести смертельную рану. Этот зверь был создан и призван чародеем.
Отступая от приближающегося льва, я наткнулся ногой на что-то твердое.
Оказалось - пытаясь убежать от льва, я описал круг. Неподалеку лежал труп моего коня, а под ногами у меня - мой лук.
Я мгновенно отшвырнул меч и схватил лук, вырвал из колчана стрелу - и, когда зверь вновь бросился на меня, выстрелил...
Но не во льва. В человека.
Стрела вонзилась в грудь Айлини, он содрогнулся, по его телу прошла долгая дрожь. Он попытался вырвать из раны оперенное древко - но зашатался и упал на колени. Стрела вспыхнула ярко-алым пламенем, рассыпалась жгучими искрами чародей был мертв.
Я стремительно обернулся - но зверя за моей спиной уже не было. Только кость на снегу. Кость, обточенная в форме рукояти кинжала.
Я медленно опустился на колени, наклонился вперед, опершись руками на снег. Дыхание с шумом вырывалось из груди, каждый вздох отдавался резкой болью в легких. Из носа у меня по-прежнему текла кровь, пятная снег, голова болела и кружилась, я выплюнул выбитый зуб и так и остался стоять на четвереньках, пытаясь восстановить дыхание и прийти в себя.
Когда, наконец, я сумел подняться на ноги, меня шатало, словно изрядно перебравшего человека. Я дрожал всем телом. С трудом мне удалось добрести до ручья, там я опустился на колени и принялся яростно оттирать кровь и грязь с лица, словно мог стереть и воспоминание о том, что произошло, из своей памяти.
Наконец, я снова поднялся на ноги. Медленно, словно древний дряхлый старик, я наклонился за мечом и луком. Рукоять кинжала я оставил. Что-то, а уж эту штуку я не стану носить при себе больше никогда.
Айлини был мертв. Тело его как-то сжалось, усохло - словно стрела отняла у него не только жизнь, но и выпила силы его тела - и теперь оболочка, уже ненужная, съежилась, как пустой кокон. Это было телом - но вряд ли его можно было назвать телом человека.
Конь Айлини стоял на противоположном склоне холма - очень темной гнедой масти, не слишком чистых кровей - но достаточно хорош. Интересно что, конь Айлини тоже зачарован?
Я поднял повод и заставил коня подойти ближе. Он был побольше моего бедняги-степнячка, и заметно линял. Хвост у него был подстрижен, грива топорщилась щеткой, глаза были темно-карими и добрыми, а посереди лба белело пятно-звездочка. Я ласково потрепал его по холке и взобрался в седло.
И тут же едва не свалился на землю. Голова у меня снова закружилась, казалось, череп разламывается на куски от дикой боли - лев задал мне хорошую встряску. Я ссутулился в седле, надолго прикрыв глаза, выжидая, пока хоть немного отступят боль и головокружение.
Ощупав свое лицо, я почувствовал, что оно сильно распухло. Нет сомнений, что к вечеру на меня и взглянуть-то будет страшно. Но, по крайней мере, нос явно был цел.
Немного придя в себя, я развернул коня и направился на восток.
Пес Торрина выбежал мне навстречу. За те недели, что мы жили здесь, он изрядно подрос: в первый раз я увидел его совсем щенком, теперь это была почти взрослая собака, но щенячьего веселья в нем по-прежнему было хоть отбавляй. Он прыгал вокруг моего коня, радостным басовитым лаем предупреждая Торрина о моем возвращении. Впрочем, необходимости в этом не было: Торрин был как раз у колодца - вытаскивал ведро воды.
За пять лет он не намного изменился. Его седые поредевшие волосы были по-прежнему коротко подстрижены, годы крестьянствования не сгладили боевых рубцов и мозолей от меча на ладонях. Конечно, было заметно, что человек этот давно уже не служит мастером меча, что ему теперь больше знакомы плуг и соха , но уверенная сила воина не покинула его. Он был рожден для битв и клинков, не для возни в земле - и все же оставил все ради Аликс. Шейн хотел избавиться от нее, а Торрин не мог снести того, что девочка умрет.