Выбрать главу

– Возьми плату, – повторил я, – она от чистого сердца.

– И от чистого сердца я отказываюсь от нее, – он покачал головой. – Вам золото нужно больше, чем мне. Мне не придется собирать армию.

Я громко расхохотался:

– Ты плохо понимаешь наемников, арфист. Мы не собираем армий, мы служим в них.

– Я сказал именно то, что хотел сказать, – лицо его было спокойно, почти торжественно, но глаза поглядывали на нас лукаво, он отвернулся и пошел прочь.

Финн протянул руку за своим кинжалом. Строго говоря, не совсем своим: свой он прятал до времени, как и я. Вместо того он носил кинжал степняка, и пользовался им весьма умело. Как и любым другим, впрочем.

– Этой ночью, – тихо проговорил он, – я побеседую с ним.

Я мельком задумался об элласийском боге, которому, по его словам, служил арфист. Вмешается ли Лодхи? Или сам Лахлэн окажется достаточно уступчивым?

Я улыбнулся.

– Делай, что должно.

Метель загнала сюда многих, а потому на отдельную комнату рассчитывать не приходилось. Все, что я мог сделать – заплатить трактирщику золотом за две подстилки на полу комнаты, в которой устроились на ночлег еще трое. Я зашел туда один, добрался до своих «апартаментов» позже, чем рассчитывал, и остальные двое уже спали. Я прислушался, прислонившись к дверям и замерев: что, если это ловушка, и они только притворяются спящими, чтобы усыпить мое внимание? Но все трое спали глубоким сном. Я закрыл дверь, улегся, вытянув ноги, на грязной блохастой подстилке, положил рядом меч в ножнах и затих, ожидая Финна.

Как он вошел, я не слышал: сделал он это совершенно бесшумно, даже дверь не скрипнула за ним, как за мной. Он просто оказался в комнате.

– Арфист исчез, – сообщил он. Не шепот – тень звука, но я научился слышать это.

Я фыркнул, Финн уже успел устроиться на подстилке рядом со мной:

– В такой-то буран?

– Его здесь нет.

Я сел и прислонился к стене, с бессмысленной задумчивостью уставившись во тьму. Рука привычно легла на замотанную кожаными ремнями рукоять меча.

– Ушел, значит, да? – размышлял я. – Что могло заставить человека без особого повода совершить прогулку через элласийскую метель?

– Золото – достаточно веский повод, – Финн стащил часть меховой одежды и закутал ею ноги. Он вытянулся на подстилке и затих – даже дыхания я не слышал.

Я принялся задумчиво грызть ноготь, размышляя обо всем происшедшем.

Столько вопросов – и ни на один у меня нет ответа. Да и у Финна тоже, так что нечего и спрашивать.

Еще некоторое время я позволил себе потратить на размышления об арфисте, потом соскользнул вниз по стене, растянулся на грязной подстилке в полный рост и заснул. Кто из людей – будь то хоть принц, чья голова оценена в тысячу золотых – станет тревожиться за свою безопасность – под охраной Чэйсули?..

Поговорить спокойно мы смогли только наутро, да и то не сразу. Мы вышли в вечную снежную тишь, – за ночь буря улеглась, – уложили наши пожитки и оседлали коней. Я проваливался в глубокий снег почти до колена, на дороге было получше, там снег был утоптан. Там я и дожидался Финна, ушедшего за деревья в поисках своего лиир.

Сторр появился мгновенно – вылетел из леска и, как радостный пес, бросился прямо в объятия Финна. Тот опустился на одно колено в снег, словно забыв о холоде, и бросил быстрый оценивающий взгляд на харчевню – проверить, не видит ли кто. Я подумал, что навряд ли кому-нибудь придет в голову пялиться на нас.

Убедившись в этом, Финн протянул руку и обнял Сторра за шею, притянув его к себе.

Я не очень-то понимаю, что соединяет их. Знаю только то, что рассказал мне сам Финн: волк – часть его сердца, разума и души. Без Сторра, сказал мне Финн, он сам – не более, чем тень, не наделенная никакими дарами, неспособная даже выжить. Странная это штука, если подумать. Одновременно есть в этом и величие, и что-то неестественно-отталкивающее – когда можешь жить лишь в магической связи со своим животным, но спорить с тем, что работало так явно и заметно, не приходилось. Я уже не однажды видел встречу Финна с его волком, и всегда чувствовал себя в чем-то ущербным – чего-то не хватало душе, что ли. А может, во мне просыпалось что-то вроде ревности: то, что испытывал Финн при таких встречах, недоступно никому, кроме Чэйсули. Да, у меня были и собаки, и любимые лошади, но все это было не то. Это я понимал по тому, как изменялось лицо Финна, когда при встрече он словно бы сливался со Сторром в единое целое.

Новая лошадка Финна, караковой масти, купленная нами у хозяина харчевни, натянула повод. Я придержал ее и проследил за тем, чтобы она не спуталась поводом с моим пони-степнячком. Вновь взглянув на Финна, я увидел, как тот дружески хлопает Сторра по плечу и начинает пробираться назад ко мне, поминутно проваливаясь в снег. Я передал ему поводья. – Ну, и как он?

– В порядке.

Странная ласковая полуулыбка держалась на лице Финна несколько мгновений, словно он все еще говорил с волком. Раз или два у меня возникала мысль, что это напоминает выражение лица удовлетворенного мужчины после соития с женщиной, сейчас лицо у моего Чэйсули было именно таким.

– Сторр говорит, что хочет отправиться домой.

– Не больше, чем я.

Мысль о Хомейне – после всех этих чужих земель – заставило все перевернуться у меня внутри. Боги, подумать только – снова вернуться домой…

Я перебросил поводья на спину пони и влез в седло, малыш при этом, как всегда, фыркнул. Что ж, удивляться тут нечему – я тяжелее, чем степные всадники, к которым он привык.

– Думаю, мы сможем добраться до Хомейны еще сегодня, если только погода будет ясной, – я взглянул в небо, привычно щурясь. – Может, отправимся в Обитель?

Финн, устраивавшийся в седле, пристально посмотрел на меня. Как и я, он предпочитал не надевать капюшон, и золотая серьга его в солнечных лучах отбрасывала на. смуглую кожу мягкие светлые отблески.

– Так скоро? Я рассмеялся:

– Ты разве не торопишься увидеть своего братца? Финн сдвинул брови:

– Ты прекрасно знаешь, я вовсе не прочь увидеть Дункана. Но я не думал, что мы сразу отправимся в земли Чэйсули.

Я пожал плечами: