— Вместо меня? — я задумчиво поскреб бороду. — Что ж, Беллэм будет слишком занят мной. Ему больше не нужны эти две женщины.
— Но он будет держать их в плену, — уверил меня Роуэн. — Он никогда не отпустит их, поверьте, господин мой.
На мгновение он умолк и внимательно посмотрел на меня:
— Идут даже разговоры о том, что Беллэм собирается жениться на твоей сестре.
Я выругался и вскочил на ноги, невольно схватившись за меч — мы уже успели снова замотать рукоять кожей — но тут же снова сел и с размаху всадил нож в дерево столешницы:
— Торри этого не допустит.
Я прекрасно понимал, что ее никто не станет слушать. Женщины в таких случаях лишены права голоса. Роуэн улыбнулся:
— Я слышал, что она — не слишком-то удобная Заложница. Тем более, две женщины в одном замке… — он весело рассмеялся.
— Две?
— Дочь Беллэма, принцесса Электра, — Роуэн нахмурился. — Поговаривают, что она — любовница Тинстара.
— Тинстара? — я выпрямился и внимательно посмотрел на Роуэна. — Беллэм отдал ему свою дочь?
— Я слышал, что это цена, которую назначил Тинстар за свою помощь Беллэму.
Мой господин, я немногое могу рассказать вам. По большей части, все это только слухи. Я не решусь утверждать, что все это правда.
— В слухах всегда есть толика правды, — задумчиво проговорил я, снова принявшись за пиво. — Что ж, если она — любовница Тинстара, я смогу использовать ее в своих целях.
— Ты хочешь использовать женщину против чародея? — Роуэн потряс головой. Прости меня, господин мой, но, мне кажется, ты совершаешь ошибку, — Принцы не совершают ошибок, — надменно проговорил я и тут же ухмыльнулся, заметив его смущение. — Да нет, глупости, любой человек может ошибиться, и только глупец не признает этого. Что ж, нам нужно составить план.
Вернее, два плана — как освободить мою мать из Жуаенны и Торри — из Хомейны-Мухаар.
Я нахмурился: ну, почему рядом со мной нет Финна! Тяжко будет обдумывать такое без него… Пристально взглянул на Роуэна:
— Для человека, который отрицает, что он Чэйсули, ты просто необыкновенно похож на воина.
Лицо Роуэна потемнело:
— Я знаю. Это мое проклятье.
— Не бойся. Мне ты можешь спокойно признаться… — Мне не в чем признаваться! Меня порадовало, что он не скрывает своего гнева — даже перед принцем. Во мне всегда вызывали подозрения люди, прячущие свои истинные мысли и чувства за угодливыми улыбками и раболепными поклонами.
— Я сказал уже, что я не Чэйсули, — уже спокойнее повторил он, и, подумав, прибавил, — господин мой.
Я рассмеялся — но смех замер у меня на губах: я услышал, как позади меня Лахлэн коснулся струн своей Леди, сплетая странное колдовство.
Я обернулся к моему загадочному союзнику. Элласиец. Чужак, который утверждал, что хочет стать моим другом. Был он слугой Беллэма? или — Тинстара?
Или — он просто сам по себе, слишком умный и хитрый человек, чтобы служить другим? Я по-прежнему сомневался в нем.
Медленно я поднялся, Роуэн последовал моему примеру — из, вежливости, но по его глазам я видел, что он озадачен. Я пересек комнату и остановился у стола Лахлэна, в желтом тусклом свете свечей его голубые глаза казались черными.
Он мгновенно перестал играть — пальцы замерли на мерцающих струнах. Его слушатели, заметив выражение моего лица, сочли за благо молча отойти в сторону.
Я вытащил меч из ножен. В глазах Лахлэна мелькнуло выражение страха.
Высокий резковатый аккорд сорвался со струн арфы — и тут же смолк, но свечи и светильник угасли.
В таверне стало темно — но не настолько, чтобы ничего не было видно: просто сумрачно. А колдовское сияние зеленого камня на арфе Лахлэна позволяло видеть достаточно ясно.
Пальцы арфиста касались струн. Но и острие моего меча — тоже. В лице арфиста отчетливо читался страх — он боялся, что я убью его арфу, словно бы дерево и струны были живыми, словно бы она была живым существом — зверем или человеком.
— Положи ее — твою Леди, — мягко проговорил я, мне уже дважды довелось ощутить на себе ее магию, и я предпочитал не рисковать.
Лахлэн не сдвинулся с места. Руны на моем клинке мерцали в свете колдовского камня, и в его сиянии я ощутил магию — древнюю, истинную, великую силу.
Клинок не касался струн, я повернул его — струна зазвенела, словно арфа вскрикнула от боли, но не оборвалась: я был достаточно осторожен.
Лахлэн слегка подался вперед и бережно освободил арфу, так же бережно он положил свою Леди на стол и отнял руки. Он ждал.
Я перехватил меч левой рукой у основания клинка и протянул его Лахлэну рукоятью вперед.
— Солиндский солдат, — спокойно сказал я. — Убей его ради меня, арфист.
Глава 7
— Прошу простить меня, господин мой, — тихо проговорил Роуэн, — но разумно ли тебе отправляться туда — тем более, в одиночку?
Я сидел на трухлявом пеньке на пригорке за фермой Торрина. Приемный отец Аликс был все еще жив — и весьма удивился тому, что я тоже выжил, когда я несколько недель назад добрался до его дома. Он рассказал мне историю нападения Айлини на Обитель — почти ничего не добавив, впрочем, к рассказу Лахлэна подтвердив, что те из клана, кто остался в живых, ушли за реку Синих Клыков, на север. Теперь ферма Торрина стала моим временным штабом, я старался собрать хоть какую-то армию. Здесь я был в безопасности, а армия моя разбила лагерь в лесу на холмах неподалеку: там мои люди обучались владению мечом и кинжалом.
Я пошевелился и принялся сбивать снег с сапог, постукивая каблуками о пенек. День был чистым и ясным, таким светлым, что мне приходилось щурить глаза от солнца.
— Достаточно разумно — если никто меня не узнает.
Я бросил взгляд на Роуэна, который почтительно стоял поодаль, как и положено верному слуге, возможно, со временем это пройдет, и он станет служить мне не из преданности, а из любви.
— Я не рассказывал о своем плане никому, кроме тебя и Торрина.
Роуэн кивнул и слегка покраснел — еще не привык к тому, что я настолько доверяю ему. Сколько бы раз я не повторял ему, что для меня он более, нежели просто слуга, он никак не мог поверить в это.
— Но есть еще и арфист, — быстро проговорил он. Я хмыкнул:
— Лахлэн полагает, что доказал свою верность, убив солиндского солдата.
Что ж, пусть думает. В какой-то мере так оно и есть… но не до конца, — я поднял камешек и забросил его в сторону деревьев — так, от нечего делать. Скажи, что у тебя на уме, Роуэн. Я прошу тебя.
Он кивнул — вернее сказать, склонил голову, заложив руки за спину, смотрел не на меня, а на утоптанный снег у своих ног:
— Ты по-прежнему не доверяешь арфисту, потому что недостаточно хорошо знаешь его. Но, господин мой… меня ты знаешь немногим лучше.
— Я знаю достаточно, — ответил я. — Я помню, тринадцатилетнего мальчишку, попавшего в плен к атвийцам вместе со мной. Я помню мальчика, которого заставили прислуживать самому Кеуфу и который получал за это только затрещины и тычки. Роуэн поднял на меня потрясенный взгляд.
— Я тоже был в шатре, Роуэн. Ты наверняка помнишь это. И я видел, что они с тобой сделали.
Он передернул плечами, поежился, словно бы от удара хлыста. Я понимал его
— я тоже иногда вспоминал кандалы на своих руках и непроизвольно касался запястьев.
Так было и сейчас. Я снова ощутил под пальцами рубцы старых шрамов, кольцами охватывающие обе руки.
— Я знаю, как это было с тобой, Роуэн, — против воли мой голос дрогнул. Человек, переживший такое, никогда не станет по доброй воле служить врагу. Тем более когда вернулся его законный властитель.
Роуэн снова уперся взглядом в снег:
— Я сделаю все, чего ты ни потребуешь. Его голос был очень тих, но слова звучали отчетливо.
— Я требую только, чтобы ты оставался здесь, покуда я отправлюсь в Жуаенну, и чтобы ты был осторожен и внимателен, — я улыбнулся. — В конце концов, Лахлэн может одурачить нас — если окажется именно тем, кем, по его словам, является — но я предпочитаю знать, не враг ли он, прежде чем подставлю ему спину. Я полагаюсь на тебя и на Торрина. проследите за тем, чтобы арфист не отправился в Мухаару и не сообщил Беллэму о том, где я нахожусь. Проследите за тем, чтобы он никого не выдал.