Я не сразу собрался с силами, чтобы въехать в Обитель.
Я благодарил богов за Чэйсули.
Глава 10
Песня арфы наполняла лес. Мелодия была нежной, хрупкой, и в то же время необыкновенно сильной. Она вела меня, звала, словно женщина — Леди Лахлэна, а я был мужчиной, уже испытавшим на себе ее чары, но не сумевший привыкнуть к ним.
Я забыл о воинах, которых привел мне Финн, и последовал туда, куда вела меня песня, чувствуя, как мелодия словно бы тонкими пальцами легко касается моей души…
Когда я, наконец, нашел его, он сидел на стволе рухнувшего дерева огромного дерева с шелковистой корой. Упало оно давно, но и теперь служило прекрасной скамьей — или троном — для арфиста. Солнечный свет пронизывал занавес листьев и веток, и освещенные им пальцы казались копьями, направленными на одну цель: на арфу. На Леди — темно-золотую, старую и мудрую, с золотыми струнами и сверкающим глазом-камнем. И — дивный голос, манивший меня, и — чары, тончайшей незримой сетью опутавшие меня…
Я остановил коня перед арфистом и подождал, пока он закончит, представить себе не мог, что можно словом оборвать это колдовство.
Лахлэн улыбнулся. Тонкие чуткие пальцы затихли на поблескивающих струнах, окончилась музыка, пали чары — передо миной был просто человек, арфист, благословенный Лодхи.
— Я знал, что вы придете, — сказал он своим шелковым мягким голосом, похожим на звук струящейся воды — Чародей, — ответил я. Он рассмеялся:
— Некоторые называют меня так. Пусть их. Вы же должны были уже узнать меня лучше, господин, — на мгновение отблеск какого-то непонятного чувства промелькнул в его глазах. — Я — друг. Не более того.
Я осознал, что мы наедине, Финна я оставил позади, и одно это уже могло вызвать у меня страх по отношению у элласийскому арфисту.
Он мгновенно понял это. По-прежнему он неподвижно сидел на стволе дерева, а руки его по-прежнему лежали на струнах Леди.
— Вы пришли, потому что я этого хотел, а также потому, что этого хотели вы сами, — тихо сказал он.
— Я не звал Финна: не теперь. Потом придет и он, и Дункан…
Солнце озаряло его лицо так, что скрыть что-либо было невозможно, но я не увидел в нем ни хитрости, ни коварства. Только честность и толика преданности.
— Я арфист, — раздельно произнес он. — А арфистам для того, чтобы петь, нужны герои легенд. Вы, мой господин, уже легенда для многих. Вы нужны мне, он улыбнулся, — и разве я не доказал уже своей преданности?
— Люди убивают по приказу, имея для этого еще меньше причин, чем ты, — я сидел в седле: не слишком-то я ему доверял, пока у него в руках была арфа.
— Ты убил человека по моему приказу, но то же сделал бы и шпион — просто затем, чтобы заслужить мое доверие и лишний раз доказать собственную невиновность.
Он отнял, наконец, руки от арфы и развел ими:
— Я не шпион. Разве что ваш собственный, мой принц.
— Мой собственный… — на мгновение у меня язык отнялся, потом я заглянул ему в глаза. — Станешь ли ты, элласиец, подчиняться мне, хомэйну, во всем, что я прикажу тебе?
— Да — коли это не будет противно моей совести, — немедленно ответил он. Я служитель Всеотца, я не преступлю законов Его учения.
Я махнул рукой:
— Я не заставляю никого поступаться убеждениями. Тем более в том, что касается его богов. Нет. Я хочу всего лишь знать, Лахлэн, насколько ты верен мне.
— Тогда прикажите, — ответил он, — Я здесь потому, что сам пожелал этого, не потому, что меня послал какой-нибудь солиндский король или чародей-Айлини. А если бы меня послали они — разве я не отправился бы к ним немедленно, чтобы принести те вести, которые они так желают услышать? Остался бы я здесь, зная расположение вашей армии и Чэйсули?
— Мудрый шпион не станет действовать поспешно, — отстраненно сказал я. Кролика, слишком рано выскочившего из укрытия, легко поймает лисица.
Он рассмеялся своим теплым искренним смехом, идущим из глубины сердца:
— Только, боюсь, не лисица, мой господин… а волк. Волк Чэйсули.
Он смотрел на что-то за моей спиной. Я не обернулся, зная, кого он там видит.
— И что же ты станешь делать? — поинтересовался я.
Смех умолк. Лахлэн прямо посмотрел на меня:
— Стану вашим шпионом, принц Кэриллон. Приду в Хомейну-Мухаар, во дворец, и разведаю, что замышляет Беллэм.
— Опасно, — раздался за моей спиной голос Финна. — Кролик просит позволения бежать.
— Ну да, — согласился Лахлэн. — Но кто другой сможет сделать это? Не Чэйсули, это ясно. И не хомэйн — кого из них и под каким предлогом примет Беллэм? Но я — я арфист, а арфисты ходят там, где им заблагорассудится.
Верно: арфистов принимают и там, куда не может прийти простой человек. Я знал это с детства — дядя принимал в Хомейне-Мухаар арфистов со всех концов королевства. Я не сомневался в том, что из арфиста может получиться прекрасный шпион. И все же…
— Лахлэн Элласиец, — сказал я, — какие же услуги ты можешь мне оказать?
Его пальцы пробежали по струнам. Это была светлая мелодия, напоминавшая о танцах, песнях и юности. Перед моими глазами встало видение: юная женщина, легкая в движениях, очаровательная, с темно-золотыми волосами и яркими голубыми глазами. На устах ее был смех, в душе — веселье. Моя сестра, Турмилайн — такая, какой я помнил ее, какой видел в последний раз, когда ей было девятнадцать лет.
Сейчаc она повзрослела на пять лет.
Турмилайн, заложница Беллэма. Лахлэн прекрасно знал об этом. Я мгновенно соскочил с коня, в два шага оказавшись подле дерева.
Моя рука потянулась к его пальцам, чтобы остановить музыку, но я ничего не успел сделать. Сила, великая и непонятная, оттолкнула меня так, что я едва не упал — словно незримая преграда возникла между мной и арфистом. Я невольно отступил на шаг — и замер неподвижно.
Пальцы замедлили свой бег по струнам, мелодия истаяла, и Только эхо ее все еще отдавалось под сводами леса. Потом затихло и оно, и повисло напряженное молчание.
— Нет, — тихо сказал он, — никто не сможет заставить молчать истину.
— Ты говорил, что не станешь зачаровывать меня!
— Я этого и не делал, — просто сказал он. — Сила исходит от Лодхи, не от Его слуги. Если вы захотите повредить моей Леди, боюсь, она повредит вам, — он больше не улыбался, — но ни я, ни моя арфа — мы не желаем вам зла, мой повелитель, зло может настичь только того, кто пожелает зла мне.
Я почувствовал, как гнев закипает в моей груди, жесткой рукой сжимает мне горло.
— Я не желал тебе зла, — натянуто произнес я. — Я просто хотел, чтобы это прекратилось…
— Моя Леди начинает петь, когда захочет, — мягко сказал он. — Все ваши мысли, господин, прикованы к ваши сестре, пленнице Беллэма. Я просто хотел показать вам это, чтобы объяснить, что я могу сделать для вас.
Финн оказался рядом со мной:
— И что же ты сделаешь? — поинтересовался он. — Вырвешь его сестру из лап Беллэма? Лахлэн покачал головой:
— Этого я не смог бы сделать даже с помощью Лодхи. Но я могу передать ей все, что вы пожелаете, а также узнать все, что возможно, о планах Беллэма и Тинстара.
— О боги! — прошипел я сквозь зубы. — Если бы я мог доверять тебе…
— Так доверьтесь мне, мой господин, — мягко посоветовал он. — Доверьтесь своему вассалу, если уж не верите мне. Разве он не узнал моих намерений?
Я резко выдохнул — так, что, кажется, в моей груди вовсе не осталось воздуха — и посмотрел на Финна: его лицо было серьезно, почти торжественно.
Сейчас он был очень похож на Дункана, подумалось мне.
Финн смотрел на Лахлэна. В солнечных лучах его золото лиир горело не менее ярко, чем струны арфы. Ни он, ни арфист не сказали ни слова, они словно оценивали друг друга. Сам я просто не знал, что делать, потому мне оставалось только предоставить право решения Финну. Я был голоден, устал и измучился, принимать решения было выше моих сил.
— Можешь доверять ему, — наконец, сказал Финн словно бы через силу. Худшее, что он может сделать — сказать Беллэму, что мы здесь, — он нехорошо усмехнулся. — Если же он сделает это, и Беллэм пришлет сюда солдат, мы просто убьем их.