— Около лиги пути. На северо-запад. Там холм, на котором растет одно-единственное дерево. И пирамида из камней, — она на мгновение закрыла глаза, словно вспоминая свою силу. — Кэриллон — спеши… Я позову Дункана сама — Кай услышит меня…
Я тут же поднялся, не обращая внимания на то, что мое тело отчаянно протестовало против малейшего движения. Не было надобности говорить Аликс, чтобы она получше ухаживала за Финном. Я вышел — все еще в заляпанных кровью доспехах — и приказал немедленно оседлать мне коня.
Роуэн вышел из шатра, когда к нему подъехал я со Сторром на руках. Я осторожно вылез из седла, не желая никому поручать нести волка, и вошел, Роуэн поднял передо мной дверной полог. И только тут я понял, что слышу тихую песню арфы под руками Лахлэна.
Он сидел на табурете подле Финна, прижав свою Леди к груди, и играл. Как он играл… Золотые ноты, чистые и сладостные, лились с золотых струн. Глаза Лахлэна были закрыты, голова опущена, лицо — сосредоточенно-напряженное. Он не пел, предоставив это арфе, но я знал, какое чародейство он пытается пробудить сейчас.
Он сам назвал себя целителем. И теперь пытался — исцелить.
Я опустился на колени и уложил Сторра рядом с Финном, бережно положив бессильную руку Чэйсули на слипшуюся от крови серебристую шерсть волка. Песня арфы все еще звучала, затихая, и вскоре вновь наступило молчание.
Лахлэн слегка вздрогнул, словно проснулся:
— Он… я не могу помочь ему. Боюсь, даже Лодхи не может. Он Чэйсули… менестрель замолчал: больше ничего говорить было не нужно.
Аликс стояла в тени. Она поднялась и отошла от ложа Финна, едва вошел я, и теперь застыла в центре шатра. Волосы ее были тщательно убраны и сколоты, но серебряные заколки не блестели: казалось, в шатре нет света. Ни капли света.
— Дункан идет сюда, — тихо сказала она.
— Успеет?
— Не могу сказать.
Я обхватил себя накрест руками, словно пытался удержать в себе боль, ничем не выказать ее.
— Боги — он же моя правая рука! Он нужен мне…
— Он нужен нам всем.
Ее тихий голос словно упрекал меня в том, что я думаю только о себе, хотя вряд ли Аликс имела это в виду.
Единственная нота сорвалась со струн арфы. Лахлэн пошевелился, тут же прижав рукой струны, лицо его было очень серьезным, почти мрачным:
— Как вы себя чувствуете, Кэриллон?
— Нормально, — нетерпеливо ответил я и только тут понял, что он задал этот вопрос, увидев кровь на моих доспехах. — Я не ранен. Ранили Финна.
Волк неподвижно лежал подле Чэйсули, он еще дышал. Благодарение богам.
Финн тоже.
— Мой господин, — раздался напряженный голос Роуэна, — Должен ли я сказать принцессе, что Лахлэн вернулся?
Несколько мгновений я смотрел на него непонимающим взглядом, потом сообразил. Лахлэн вернулся от Беллэма, чтобы произвести обмен. Электра — за Турмилайн. А мне сейчас было так тяжело думать…
Взгляд Лахлэна остановился на мне.
— С вашей сестрой все хорошо, мой принц. Она устала жить в плену у Беллэма, но никто не причинял ей зла. Никакого.
Что-то странное почудилось мне в его голосе.
— Она в безопасности… и все так же хороша. Я пристально посмотрел на него, но сейчас мне было не до того, чтобы разбираться в интонациях или чувствах. У меня были дела и поважнее.
— Где она?
— Недалеко отсюда. Беллэм отправил ее в путь под охраной солиндцев. Я был там тоже. Они будут ждать, пока я не приведу принцессу Электру — потом я заберу Торри… — он осекся. — Принцессу Турмилайн.
Я не хотел думать ни об Электре, ни даже о Турмилайн. Но думать приходилось. Я нетерпеливо кивнул Роуэну:
— Скажи ей, что Лахлэн вернулся, пусть приготовится. Когда будет время, мы совершим обмен.
Роуэн поклонился и немедленно вышел, казалось, он был благодарен за поручение. Нет человека более беспомощного, чем тот, кто видит, как умирает другой.
Полог был откинут. В проеме появилась фигура Дункана, черная на фоне искристого сияния дня, вместе с ним в шатер ворвался свет. Он вошел, и я увидел его застывшее лицо.
— Аликс.
Она немедленно подошла к нему. Дункан не смотрел на меня — все его внимание было приковано к Финну.
— Менестрель. Благодарю тебя. Но это может сделать только Чэйсули.
Лахлэн принял эти слова спокойно, поднялся с табурета и уступил место брату Финна. Дункан отпихнул табурет и опустился на колени, Аликс была подле него. Мне он так и не сказал ничего.
— Я никогда этого не делала, — в лице Аликс читался страх.
На руках Дункана вспыхнуло тяжелое золото, отражая врывавшийся сквозь щели свет.
— В тебе Древняя Кровь, чэйсула. Ты не должна этого бояться. Нам нужна магия земли. Ты должна призвать ее, а она через тебя сможет исцелить Финна. И Сторра, — он на мгновение прижал ее голову к плечу. — Я обещаю тебе — все будет хорошо.
Больше она не говорила ничего. Дункан отпустил ее и положил руку на рану в боку волка. Из них двоих Сторр был в большей опасности, и с жизнью его связывала только тонкая нить. Если он умрет прежде, чем будет исцелен Финн, все будет бесполезно.
— Откажись от себя, — говорил Дункан. — Иди вглубь земли, к самым истокам жизненной силы. Ты сама поймешь все, когда достигнешь их. Не бойся. Возьми эту силу, Аликс, и пусть она перетечет из тебя в волка. Он лиир, он поймет, что мы делаем для него.
Я видел, как меняется лицо Аликс. Сперва она неуверенно следовала за Дунканом — он вел ее, потом увидел первые проявления ее собственной силы. Она спустилась на пол рядом с волком, сцепив пальцы, и взгляд ее был обращен вовнутрь, в глубины ее души. Несколько мгновений она покачивалась, потом ее тело напряглось, лицо ее, когда она ступила в другой мир, было сосредоточенным и чуть удивленным.
Я сделал пару шагов, словно хотел прикоснуться к ней, обнять ее, защитить, но остановился, понимая, что это невозможно, осознавая, что она делает сейчас.
Вряд ли я мог понять это до конца — понять, кем она стала сейчас, — но я достаточно знал Дункана: он не стал бы рисковать Аликс даже затем, чтобы спасти своего брата.
С ее губ сорвался тихий звук, похожий то ли на вскрик удивления, то ли на стон — и она исчезла. Осталось только ее напряженное неподвижное тело, оболочка, но самой Аликс больше не было здесь. Она была где-то глубоко под землей, стремясь обрести исцеляющую силу, которой владела ее раса, и Дункан был с ней. Я видел в его лице знакомую отстраненность. Странно трогало душу то, что мужчина и женщина могут настолько слиться — это слияние было выше телесного, полнее его. И все это — чтобы спасти волка.
Магия Чэйсули — это сила земли, сила древних богов, которую они переливают в тело того, кого хотят исцелить.
Рана от меча на плече Сторра не исчезла, но перестала выглядеть воспаленной, дыхание стало спокойнее, взгляд прояснился. Он дернулся — дрожь пробежала по всему его телу — и вновь вернулся к жизни.
Аликс зашаталась. Дункан подхватил ее и прижал к груди, как Лахлэн прижимал к груди свою Леди. Я видел страх и усталость в его лице и всерьез задумался над тем, не солгал ли он Аликс, сказав, что опасности нет, когда человек отдавал часть души такой магии. Может быть, ради Финна он все же рискнул бы жизнью Аликс?..
Я почувствовал, как при этой мысли во мне закипает гнев, но потом он улегся. Они оба были нужны мне. Мне были нужны все они.
— Довольно, — сказал ей Дункан. — Со Сторром все в порядке. А вылечить Финна — это уже мое дело.
— Но не в одиночку! — она села, отстранив его руки. — Думаешь, я позволю тебе — теперь, когда я почувствовала, что это такое? Нет, Дункан. Позови остальных — сделайте это вместе! Ты ведь вовсе не должен делать это один…
— Должен, — почти ласково ответил он, — Он мой рухо. И я не один: ведь есть Кай, — он улыбнулся. — Благодарю за заботу, но она не нужна мне сейчас.
Побереги ее для Финна, когда он очнется.
И он исчез — проскользнул между пальцев, словно жидкое масло. Оболочка того, кого мы знали, как Дункана, осталась: не было его самого. Он был где-то далеко, и на этот раз ушел надолго — так надолго, что мне стало страшно показалось, я могу потерять их обоих.