– Виктория уснула, – сказала Амрита.
Бросив взгляд, я увидел сжатые кулачки и закрытые глаза ребенка. Такой умиротворенный вид обычно бывает у детей, уснувших после надрывного плача.
Вытянув ноги, я откинул голову назад. Только сейчас я осознал, как устал, возможно, еще не отойдя от перелета. Я выпрямился и посмотрел на Амриту. Она легонько покачивала ребенка, а у нее самой взгляд стал отсутствующим и задумчивым, как это часто бывало, когда она работала над какой-нибудь сложной математической проблемой.
– Ну, каковы ощущения? – поинтересовался я. Амрита перевела на меня взгляд и заморгала.
– Что, Бобби?
– В Индию. Каково возвращаться?
Она потрепала хохолок на головке у Виктории и передала ее мне. Я пристроил ребенка на сгибе локтя и стал смотреть, как Амрита подходит к краю бассейна и разглаживает свою светло-коричневую юбку. Свет от бассейна освещал снизу ее острые скулы. Моя жена красавица, подумал я уже, наверное, в тысячный раз после нашей свадьбы.
– Это немного напоминает deja vu, – ответила она очень тихо. – Нет, не совсем верное выражение. Скорее, это напоминает повторение уже не раз виденного сна. Жара, шум, язык, запах – все знакомое и чужое одновременно.
– Извини, если расстроил. – Амрита покачала головой.
– Нет, Бобби, это меня не расстраивает. Это пугает меня, но не расстраивает. Я нахожу это очень соблазнительным.
– Соблазнительным? – Я уставился на нее. – Что же, скажи ради Бога, мы увидели здесь такого соблазнительного?
Не в привычке Амриты было бездумно бросаться словами. Она часто выражала свои мысли гораздо точнее, чем я.
Она улыбнулась.
– Ты хочешь сказать, не считая ламахьи Бхарати?
Она сбросила босоножку и побултыхала ногой в воде. Я не мог разглядеть дохлую крысу в другом конце бассейна.
– Серьезно, Бобби, все это кажется мне каким-то странным образом соблазнительным. Как если бы все эти годы я использовала лишь часть своего рассудка, а теперь другая моя часть приходит в движение.
– Тебе хотелось бы остаться здесь подольше? – спросил я. – Я имею в виду, когда все дела будут закончены. Я смешался.
– Нет, – сказала Амрита, и ее голос не оставлял сомнений в окончательности ответа. – Я покачал головой.
– Извини, что оставил тебя одну после обеда и согласился на эту встречу вечером. Думаю, что мы не правильно сделали, приехав сюда втроем. Я недооценил, насколько трудно тебе будет с Викторией.
Откуда-то сверху послышалась серия резких приказаний на языке, напоминавшем арабский, после чего последовал поток носового бенгальского. Хлопнула дверь.
Амрита снова подошла ко мне и села рядом. Она взяла Викторию и положила ее к себе на колени.
– Ничего, Бобби, – сказала она. – Я знала, как все это будет. Подозревала, что скорее всего не понадоблюсь тебе в качестве переводчика, пока ты не получишь рукопись.
– Извини, – повторил я.
Амрита снова посмотрела на бассейн.
– Когда мне было семь лет, – сказала она, – летом, накануне переезда в Лондон, я видела призрак.
Я посмотрел на нее. Большего удивления или недоверия я не испытал бы, если бы Амрита сообщила мне, что влюбилась в немолодого посыльного и собирается от меня уходить. Амрита была – по крайней мере до настоящего момента – наиболее рациональным человеком из всех, кого я знал. Ее интерес к сверхъестественному и вера в потустороннее до сих пор никак не проявлялись. Мне никогда не удавалось заинтересовать ее даже дрянными романами Стивена Кинга, которые я каждое лето таскал с собой на пляж.
– Призрак? – только и смог выговорить я наконец.
– Мы ехали поездом из дома в Нью-Дели к нашему дяде в Бомбей, – заговорила она. – Ежегодная поездка с сестрами и матерью в Бомбей в июле всегда была волнующей. Но в том году заболела моя сестра Сантха. Мы сошли с поезда к западу от Бхопала и два дня прожили в железнодорожной гостинице, пока местный врач лечил ее.
– С ней ничего не случилось? – спросил я.