Найрад проснулся от телефонного звонка, мобильник верещал долго и нудно.
— Ты в порядке? — крикнул аппарат, когда Найрад отыскал его в кармане и приложил к уху, — где ты? Что стряслось? — тараторил Инго взволнованным голосом.
— Не знаю, — буркнул Найрад.
— Лесс погиб? Что случилось!?
— Авария, — бесцветным голосом ответил Найрад.
Тело было свинцовым, веки слипались, не хотелось даже существовать, не то, что говорить. Давящая пустота накрыла его тяжёлым колпаком. Голос в трубке мешал погрузиться в сладкое забытие. Вчерашняя отдача энергии не прошла даром.
Возвращаться в реальность не хотелось. Это всего лишь сон. Реальность была там. Лесс улыбался и ловил рыбу. Здесь он мёртв, а Инго пытается вытянуть подробности.
— Ты где? — не унималась трубка.
Найрад молчал, прижимая злосчастный аппарат к уху.
— Мать твою, где бродишь? — в разговор вступил Майк, никогда не отличавшийся чувствительностью и хорошими манерами.
— Не знаю, — тупо повторил Найрад.
— Чёрт побери, мы места не находим!
— Лесс ушёл к предкам, — тихо сказал Найрад.
— Думаешь, мы не почувствовали?! — отрезал здоровяк. — Не время играть в кошки-мышки. Глен ранен, помнишь?
— Как он? — встрепенулся Найрад.
Воспоминания о собрате, попавшем в беду, возвращали к жизни.
— Стабилен. Но! Ты. Нужен. Здесь. Если хочешь, чтоб он остался жив.
— Лис не вылечил?
— Он поддерживает в нём жизнь, но не сможет исцелить в одиночку. Прислать за тобой?
— Доберусь, — вздохнул Найрад и отключился.
Похоже, ему все-таки придется наведаться в общину.
Оборотень огляделся. Он стоял черти где, один посреди леса. Вдали занимался рассвет, сизая дымка тумана гнездилась в кронах деревьев. В чаще щебетали редкие ранние птахи.
Прислушавшись, Найрад различил шум автомобилей где-то поблизости. Значит, рядом дорога. Недолго думая, он пошел на звук.
Блёклость предрассветных сумерек угнетала. Тело ныло после аварии. В памяти то и дело всплывал столб пламени, рассекающий небеса. До этого ему ещё не приходилось никого провожать в последний путь. И ведь сработало! Душа Лесса отправилась в небесное логово предков. Волки, не принявшие там прибежище, бродят по земле бесплотной тенью сто лет, вынюхивая тропу на небеса. После великая волчица сжалится и позовёт их, лунной ночью рассталкав боками облака.
Совсем недавно Найрад считал это бабкиными сказками. После ухода из общины он отчаянно пытался вести жизнь нормального человека, пытаясь закрыть глаза на то, что он умел обращаться в волка и видеть ауры. Но это не особо у него получалось, так как охотники за оборотнями время от времени появлялись на горизонте, круша все надежды на нормальную жизнь. Приходилось собирать монатки и бежать… бежать… Задумываться о загробной жизни было особо некогда. Но вчера он все видел своими глазами. Огонь принял подношение. Лесс пирует в логове предков. Эти мысли могли бы принести утешение, но легче не стало.
Выйдя из леса, Найрад привёл себя в порядок. Накинул капюшон, отряхнул куртку от сосновых иголок, поправил одежду. Ссадины на руках и лице горели, джинсы до колен промокли от утренней росы. Видок ещё тот… Остановиться ли кто-то?
Машин на трассе было немного. Маленькие грузовики спешили в магазины и на рынки, а редкие легковушки проносились мимо, не сбрасывая скорость.
Найрад вспомнил о Мирте. Что с ней стало? Где она теперь? Авария заняла все его мысли так, что похищение совсем вылетело из головы, а теперь всплыло, повесив новый тяжелый камень на шею.
Найрада итак последние дни не оставляло ощущение, что у него перед носом вот-вот захлопнется капкан. События кружились вокруг, словно гончие, взвинченные в предвкушении добычи. Ранение Глена — первый дразнящий укус, похищение Мирты — затравка, гибель Лесса — кровоточащая рана, приводящая в бешенство…
Найрад из Серебряного следа. Тропинки сходились вокруг. События, словно загонщики, гнали его на флажки, прямиком к дверям общины. Похоже, годы отщепенства и бегства подошли к концу. Не оставалось ничего другого, как взглянуть в лицо своим страхам.
Может, пришло время вернуться в стаю? Ведь что он может сделать один? Лис хоть и собрал волков под своё крыло, на памяти Найрада не организовал ни одной вылазки против Анти. Только вот Лесс не просто так советовал перед смертью не соваться в общину. Погибший приятель полжизни посвятил созданию оппозиции. Был ли это идейный крик души, или что-то еще?