Всадница была воительницей. Ее звали Песнь Крови.
Полы ворсистого грубого плаща с капюшоном из черного меха вздымались и беззвучно хлестали в потоках колдовского Ветра Тьмы. Ее тонкое, по-воински крепкое тело было затянуто в черные кожаные штаны, тунику, башмаки и перчатки.
Тщательно подогнанный шлем из черной стали покрывал развевающиеся темные волосы Песни Крови. Нагрудник из вороненой стали защищал грудь и крепкие, мускулистые плечи. Черный кожаный пояс стягивал талию воительницы. Спрятанный в ножны кинжал был прикреплен с правой стороны к поясу. Топор, меч и щит висели, притороченные к седлу, и на щите красовалась руна — серебряный «Бьорк», заключающий в себе тайны Хель, Владетельницы Тьмы, богини Смерти, той самой, которой Песнь Крови поклялась служить.
Вцепившись в поводья лошади Тьмы, несшейся во весь опор, словно северный ураган, Песнь Крови стремилась сквозь пронизывающую ночь, все дальше и дальше на юг, прочь от владений Хель. Упорно, шаг за шагом, она приближалась к землям, которыми правил Нидхегг — король и изменник. Песнь Крови поклялась его уничтожить.
Будучи воительницей, она испытывала отвращение к волшебству и магии, однако прекрасно осознавала, что одно лишь воинское искусство и сталь недостаточны, чтобы разрушить магические чары Нидхегга. Вот для чего она несла на поясе маленький кожаный мешочек с волшебным зельем от самой Хель. И еще, на указательном пальце левой руки, затянутой в тугую черную кожу перчатки, было надето серебряное кольцо Хель, дававшее силу и мощь настоящей ведьмы и позволявшее самой Хель проникать беспрепятственно в ее сознание и передавать самые нужные знания и умения. Именно для того и было создано это серебряное кольцо.
Нехитрое украшение богини Смерти было увенчано изображением оскаленного черепа — лица Хель, постоянным напоминанием о богине Смерти, причине служения ей. «Гутрун», — подумала Песнь Крови, и в ту же секунду слезы сверкнули в ее глубоко посаженных темных глазах, воспоминания вспыхнули, точно живая картинка реального сна: костлявые руки мертвецов, вцепившиеся в маленькую темноволосую девчушку, грубо уволакивают ее от матери прочь, в темные чертоги Нифльхейма. Гутрун…
Несколько часов безмолвной гонки сквозь ночь, и вот уже небо стало бледнеть, предвещая близкий рассвет. Песнь Крови обратила взгляд на стремительно светлеющее небо и стала внимательно оглядывать горизонт с возрастающей тревогой. И вот наконец вдалеке почти у самой кромки горизонта показался лес, покрытый снегом. Далеко, слишком далеко.
Песнь Крови лишь ласковыми уговорами заставила лошадь двигаться еще быстрее, чтобы обрести спасительную тень леса над своей головой раньше, чем солнечный диск поднимется над горизонтом. Подгоняемая ужасом перед приближающимся рассветом, лошадь Тьмы рванулась, стремясь достичь далеких деревьев.
Алые копья солнечного света неожиданно сверкнули над горизонтом, пронизывая собой пространство. Заклинание ночи разрушилось, превращаясь в ничто. Воющий Ветер Тьмы затих, метель улеглась, и теперь они неслись в тишине заснеженной равнины, точно призрак из легенды.
Солнечный свет коснулся животного. Лошадь захрипела от боли, прожегшей ее насквозь, копыта коснулись земли, она споткнулась и начала падать.
Песнь Крови успела рывком высвободить ноги из стремян, когда несчастное животное кубарем покатилось, поднимая копытами фонтаны снега. Воительница с глухим ударом слетела на жесткий после ночного мороза наст и вскрикнула от боли, когда левая лодыжка подвернулась под тяжестью тела.
Она выругалась, но все же немедленно поднялась на ноги. Превозмогая боль, женщина с трудом подковыляла к упавшей лошади. Удушливая волна зловония ударила ей в нос, когда она приблизилась к быстро разлагающемуся трупу.
Шкура лошади уже стала облезать, оголяя внутренности, в которых извивались и копошились белые жирные личинки, умиравшие под лучами восходящего солнца. Кости обнажились минутой позже и начали быстро рассыпаться в пыль.
Рывком схватив боевой топор, притороченный к седлу, Песнь Крови подняла оружие и с размаху ударила по полуразложившимся останкам, превращая их в облачко праха.
Затем она опустилась на колени прямо в снег и быстро подобрала три маленьких кусочка черепа, еще не успевшие рассыпаться в пыль. Воительница осторожно спрятала их в свой заколдованный мешок на поясе, спасая от губительных лучей.
Обезопасив хотя бы эти кусочки, она поднялась и, прихрамывая, сделала несколько шагов в сторону, пока не почувствовала, что зловоние трупа уже не так сильно мешает дышать.
— В конце концов Хель снова забирает тебя в свое лоно, — проворчала Песнь Крови, наблюдая за тем, как ее лошадь быстро превращается в ничто. Вскоре только черное кожаное седло да уздечка одиноко лежали на снегу.
Затем воительница Тьмы повесила боевой топор на пояс и подковыляла к седлу. Она опустилась на колени, чтобы высвободить щит и меч, а затем медленно вытянула из ножен обоюдоострое лезвие вороненой стали и внимательно осмотрела его, стремясь убедиться, что даже после падения лошади оно осталось в целости и сохранности.
Серебряная головка эфеса в виде черепа вспыхнула в лучах раннего солнца, и этот же свет запылал, словно откликаясь, на маленьком черепе кольца воительницы. Заклинания Тьмы, вырезанные у основания лезвия, выступили темными очертаниями, еще более черными, нежели сталь самого клинка.
Глядя на это черное лезвие, Песнь Крови вспомнила мрачный провал теснины, прорезанный темными водами реки Гьелль, реки, служившей границей между владениями богини Хель — Нифльхейма — и царством живых. Ей вдруг показалось, что оскалившиеся черепа — на ее кольце и на головке эфеса — сами по себе как бы насмехаются над ней.