Властитель еще пару мгновений смотрел в темноту ночи за окном, затем торопливо вышел из комнаты, на ходу натягивая черную шелковую маску. Предвкушение победы захлестнуло его сознание с невероятной силой, он ощущал лишь возбуждение от мысли, что все скоро закончится и закончится именно так, как он того хотел. Не он первым начал эту войну. Она сама проявила дерзость и непокорство, когда подняла мятеж и сбежала из рабства много лет назад. И вот наконец теперь он навсегда уничтожит и ее саму, и ее открытое неповиновение его власти.
Наступило время создать последнюю ловушку.
— По всему периметру лагеря расположены часовые, — шептала Хальд в кромешной темноте. — Если мы подойдем еще ближе, то кто-нибудь из них наверняка заметит, как светятся в темноте мои яркие глаза.
— В таком случае время настало, — откликнулась Песнь Крови, так и не снявшая Тарнкаппе, а потому остававшаяся невидимой. Она спешилась. — И пусть ваши боги и богини помогут вам.
— И тебе тоже, — ответил Торфинн.
— Я… я бы очень хотела еще увидеться с тобой до того, как мы расстанемся, — неуверенно произнесла Вельгерт, — на тот случай, если…
— Мы еще увидимся, когда все это закончится, — перебила ее Песнь Крови, словно и не сомневалась в собственных словах, — ты еще и дочь мою увидишь, можешь мне поверить.
— Можно… можно я пожму тебе руку на прощание? — спросила Вельгерт. Она склонилась с седла и протянула руку в ту сторону, откуда слышался голос воительницы. На какую-то секунду наступила гнетущая тишина, а затем она почувствовала, как пальцы подруги стиснули протянутую руку в крепком пожатии. Она ответила таким же крепким пожатием, потом выпустила руку и выпрямилась в седле.
— Пусть зубы Фрейи перегрызут глотки всем твоим врагам! — с чувством пожелала Хальд.
Песнь Крови мягко улыбнулась.
— Что и говорить, я так рада, что ты служишь богине, не имеющей никакого отношения ни к смерти, ни к мертвецам, — заметила она, вспомнив свою первую встречу с Хальд.
— Пожалуйста, Песнь Крови, будь осторожна! — настаивала ведьма. Она тоже склонилась с седла и протянула руку в пустоту, ожидая прикосновения.
Крепкие пальцы пожали ее руку, и она ответила тем же. А затем пустота отпустила ее руку, и все трое услышали, как воительница Хель уходит в темноту ночи, осторожно ступая и стараясь не издавать ни одного лишнего шороха.
Хальд подхватила упавшие поводья лошади воительницы. Затем она развернулась и повела Торфинна и Вельгерт прочь, подальше от равнины и армии Нидхегга, которая расположилась лагерем. По ее щекам текли слезы, и молодая ведьма вынуждена была каждую секунду вытирать глаза, чтобы слезы не мешали ей видеть в темноте.
— Мне не нравится, что мы позволили ей уйти одной, — забеспокоилась Вельгерт, когда они оказались на почтительном расстоянии от солдат.
— Мне тоже, — согласился Торфинн.
— Но ведь у нас только одна Тарнкаппе, — напомнила им Хальд.
— Да и что мы можем сделать против целой армии, разве только сдаться на милость победителей или умереть в честном бою, — добавил Торфинн, стараясь рассуждать здраво.
— К тому же, если мы будем оставаться в безопасности, то она не станет за нас беспокоиться, — продолжала Хальд. — А ведь ей потребуется полная концентрация сил, воли и сознания. Уж не знаю, что ее ожидает в Ностранде, но Нидхегг не сдастся до последнего.
— Она сделает это, — произнесла Вельгерт с убежденностью. — Скади присмотрит за тобой, Фрейядис, — прошептала она, а затем наступила тишина.
Держа в левой руке щит, а в правой — меч, Песнь Крови шла сквозь темноту до тех пор, пока впереди не замаячила фигура часового, хорошо выделяющаяся на фоне яркого света факелов. Он стоял прямо перед ней, внимательно всматриваясь в темноту. Она стала медленно обходить его, стараясь ступать как можно тише, даже дыхание затаила.
Цепь факелов хорошо очерчивала границы самого лагеря. Часовые же находились на расстоянии в половину полета стрелы. Песнь Крови прошла эту первую линию и стала осторожно приближаться к лагерю. Несмотря на ночное время, почти никто не спал, и ей приходилось двигаться особенно тихо, применяя все свое воинское мастерство.
Большинство солдат сидели или стояли вокруг костров, шутили и смеялись, ругались. Она продолжала продвигаться вперед, не замеченная никем, и, как она надеялась, Нидхеггом тоже.
Однако что-то было не так. Уж очень бросалось в глаза, что в лагере находилось слишком мало людей. Во всяком случае, сам лагерь был огромен и предназначался для гораздо большего количества солдат. Да и те, что стояли и сидели у костров смеясь и подшучивая друг над другом, были одеты так, точно в любой момент готовы вступить в бой: кольчуги и латы, кожаные доспехи, мечи в ножнах пристегнуты к поясам. Многие из них держали в руках луки, а из-за спин торчали колчаны, полные стрел. И чем больше она вслушивалась в их болтовню, чем больше они шутили, ругались, смеялись, тем больше ей казалось, что все вокруг фальшивое и натянутое, неестественное, точно всех их вынудили притворяться.