Люди Ездока тоже завернули за угол — и остановились в растерянности.
— Куда он делся? — буркнул Тяп. — Не в воздухе же ему раствориться?
— Вокруг посмотри! — посоветовал Святоша.
— Ага, ищите и обрящете, как же. Су-Ча, давай, делай свое!
Исчезать коренастому было некуда: закоулок между двумя глухими стенами оканчивался глухой же кирпичной стеной.
— Ты через помои наваленные прокопайся, — посоветовал Вар, застигший друзей в растерянности. — Может, он под них залез.
Обычно болтливый Су-Ча молчал несколько минут, затем хрюкнул злобно, схватил кусок кирпича и швырнул в стену. Кирпич не отскочил — попросту исчез.
— Да нас как детей сделали! — взвыл Вар. — Это обманка!
Кинулся на стену — и проскочил насквозь, только волосы дыбом встали и затрещали. Оглянулся — и никакой стены, только озадаченные приятели. И никакого Эмеральда тоже.
— И что теперь? — спросил подошедший Тяп.
— У нас кое-что есть в запасе. — Су-Ча ухмыльнулся и постучал пальцем себе по носу.
Все захихикали.
— Вот же парень удивится!
— Скорее всего, он нас от лаборатории уводил, — заметил припомнивший свои сомнения Вар.
— Может, и так, — согласился Тяп. — Но там Чаз со Шпатом. А Эмеральд явно ожидал от нас оторваться. Пойдем-ка, бес.
В дверь деликатно постучали. Чаз со Шпатом переглянулись, Шпат прошептал: «Я прикрою» — и шагнул за сооружение из зеркал, позволявшее наблюдать за входом, оставаясь невидимым. С собой прихватил легкий арбалет.
Чаз дернул дверь на себя, после чего глаза его выпучились, а челюсть отвисла.
— О-о-о, я влюбился! Небеса растворились и ниспослали ангела на мой порог!
Женщина вздрогнула, напуганная словами великана варвара. Оглянулась опасливо, будто ожидая погони с минуты на минуту.
— Можно войти? — прошептала бессильно.
— О милость богов! — простонал Чаз. — Это мне снится, снится! Заходите, садитесь, где угодно садитесь!
Женщина так и сделала, не отрывая взгляда от трупа Жерка-старшего. Раскрыла рот, закрыла снова — раз, другой, ошарашенная и перепуганная. Так ничего и не выговорила.
— Вряд ли ангел — скорее, бес в маске, — заметил Шпат, выходя из-за зеркал. — Та самая ведьма, про какую Вар давеча рассказывал.
— Сжалься! — взмолился варвар. — Невозможно! Неужто боги могут сделать настолько чудесное нехорошим?
— Глупости несешь! — отрезал Шпат, гордившийся невосприимчивостью к женским чарам. — Спорю, ее друг Эмеральд пытался выманить нас из лаборатории, чтоб она могла разрушить остатки Сети.
Шпат не сводил с гостьи арбалета, целя в грудь. Чаза, конечно, незнакомка поразила в самое сердце, но мозг затронула не очень.
— Милая, что ты на это скажешь?
— Это все Господин придумал, а не я. Я знала: вы не все за Эмеральдом кинетесь. Вы слывете очень разумными.
Шпат фыркнул.
— Я и надеялась, что вы меня поймаете!
— Это почему? — буркнул Шпат.
— Только так я смогла бы от него удрать!
Чаз выглянул в окно: ничего подозрительного. Праздник в разгаре, шум, гам, смельчаки уже начали прыгать. Варвар подошел к двери, осмотрел зал за нею — ничего. С ближайшей ко входу полки взял глиняный кувшин, рассыпал часть его содержимого. Крошечные семена раскатились по полу. Наступил на одно — оно взорвалось, хлопнув громко.
— Сойдет покамест, — заключил он, закрыл дверь и замкнул.
— Сестричка, расскажи-ка нам про себя, — предложил Шпат, целясь по-прежнему. — Я хорошей волшебной сказки уже много лет не слышал.
— Кралиж Одехнал — тот самый колдун, поймавший вас, — всех бы вас убил, если б сумел захватить Ездока Жерка…
— Это мы знаем. Мы про тебя хотим знать. Кто ты?
— Полегче, Шпат, полегче! — попросил варвар. — Прекрасная леди, хотите ли выпить чего-нибудь?
Женщина глянула с ужасом на останки Защитника.
— Я… я не могу…
— Что-то с ним надо делать, — пробормотал Чаз. — И меня уже достал. Висит здесь, будто наблюдает за всеми, проверяет.
— Говори! — рявкнул Шпат.
— Я Карацина, рабыня Кралижа Одехнала. Слуги зовут его просто Господин. Меня отдали ему как долю платы за участие в заговоре. Заговорщики хотели уничтожить Защитника Жерка и умалить Шасессеру, лишить ее силы.
Странно: она ведь иностранка, и среди городских рабынь подобной ей не появлялось — во всяком случае, открыто. Такая красота слишком редка и драгоценна, чтоб позволять всем ее видеть. И ведет себя не как рабыня, и одета не по-невольничьи. А глаза уж вовсе не прислуги. Напротив — глаза того, кто ловит рабов.
— Кто тебя отдал ему? — спросил озадаченный Чаз, кое-что про Одехнала слышавший.