А вот и фоточка из «Шпигеля»[8] с благотворительного вечера «МИО-фармы», где в обнимку запечатлены Сара Клуге, директор «Этерны» Сонке Браунс и Рихард Крупке, уже известный вам главный врач нашей клиники.
Мы живем в свободные времена: дозволено фотаться с кем угодно. Но что вы скажете на слова Клуге в другом интервью, о том, что «МИО-фарма» и «Этерна» финансируют частные научные проекты? Вопросик вам: вы хоть одного спонсора клиники знаете? Нет? А откуда у них деньги? То-то же.
И последняя любопытная завязочка связана с адвокатским бюро «Хорн и Геббельс», расположенным в Берлине. Почему-то… если вы поищете почтовый адрес Вальденбруха – выпадает корреспондентский адрес этой юридической конторы. То есть почту клиника получает через них.
Все чудесатее и чудесатее, как говорила Алиса.
У нас есть фармацевтическая компания, банк и адвокат – троица для отмоления самых разных грехов. Почему они собрались вокруг никому не известной и зачуханной клиники? Что покрывают? Зачем им поддерживать Вальденбрух, который всем на фиг сдался?
Ответ кроется в интересах самой крупной фигуры в этом раскладе – «МИО-фармы». Исследования Крупке были им очень важны. Вот так, взяв вместе эти ниточки, мы сплели фенечку. Прикольно.
Да, вы можете обвинять меня в том, что у меня почти нет доказательств. Что белых пятен в моей картине больше, чем фактов. И что все я тяну за уши.
Я вас не упрекаю. Суждения – выражения потревоженного мозга.
Я даю пищу для размышлений. Жрите ее, дети мои, и задавайте вопросы – да не мне, а миру. Я-то на все отвечу.
Это был Джокер-не-играй-со-мной-в-покер. До скорого. Я покажу вам в следующий раз кое-что о самих детях-потеряшках.
Обещания мадам Шимицу похожи на разлетающиеся лепестки. Она преподносит их красиво, в них веришь. Я надеюсь, что за этим потоком увижу выход, а не останусь с ощипанной ромашкой в руках. Отпустит – не отпустит – плюнет – приголубит – убьет.
Собственная наглость отзывается чуть ли не сердечным приступом.
«Ты сдурела, Санда. У тебя крыша поехала. О таком не просят. Ни на Новый год, ни на день рождения, ни на день трудящихся. Никто не уходил из этого бизнеса. Ты не особенная. Ты никто. Любого можно заменить, люди – запчасти. Что за муха тебя укусила? Почему ты просто не поблагодарила и не пошла домой? Ты сделала заявление, которое перечеркнет тебя. Мадам Шимицу никогда не скажет тебе “нет” прямым текстом. С чего это решение уйти? Тебя где-то ждут? Хочешь начать жить с нуля? Осечка: ты и так ноль. Мечтаешь о тихом домике на краю света, где ты будешь молчать в унисон с природой и ждать, когда сдохнешь своей смертью? А может, хочешь новую работу, не криминальную, приличную, за которую не стыдно? Что ты умеешь, кроме того, как воровать чужих детей? Станешь пекарем, лекарем, сапожником? Начнешь появляться при свете дня, здороваться с соседями? Или… пойдешь искать Родику, поверив тетрадному листку без обратного адреса? Куда ты собралась, Санда? Ты просто сдурела, Санда. У тебя крыша поехала».
Следующую неделю я провела в состоянии кокона. Выходила из дома ночью, а днем сидела в комнате с опущенными жалюзи и слушала свои мысли. Они походили на заклинание, которое я не могла снять с себя.
Телефон молчал.
Все замкнулось на Родике и Вальденбрухе. В этом круговороте, похоже, сошлись все круги ада – даже те, о которых Данте не писал.
Родика была плохим и злым ребенком. Не из-за болезни.
(А может, и не было у нее никакой шизофрении.)
Есть дети, которые с возрастом укрощают свою агрессию и ненависть. Жестокие выходки малолеток – проявление невинного любопытства. Они просто добрались до яблока познания и хотят сгрызть его с черенком. Однако Родика из злого ребенка выросла бы в злого взрослого, с испорченным, гнилым характером.
Я прочитала это в ее глазах, когда впервые взяла на руки.
С каждым днем поедающее меня чувство постепенно становилось понятнее. Я все еще ощущала ответственность за нее.
Что, если записка не ложь… и я найду ее? Что, если она стала лучше? Хоть чуть-чуть? Вдруг они и людей научились чинить за эти годы.
Будет ли мне с тобой легче? Смогу ли я тебя принять?
Просьба об уходе из «Туннеля» не была решением момента. Некоторые мысли просто накапливаются и ждут некоего знака. Не думала, что тот придет в виде записки от пропавшей сестры. Но клуб дал мне все, что мог, и я тоже взяла по максимуму. Выжила, собрала денег. То, что я делала все эти годы, должно закончиться. Если останусь в деле чуть дольше, окончательно завязну.