Когда перед глазами показалась старая ржавая дверь, Виктор даже не раздумывая провёл перед глазами пальцами, и та, с треском сорвавшись с петель, оглушительно упала на тонкий камень стены. На миг глаза заполнила самая что ни на есть настоящая Тьма, но тот лишь скривил губы, даже не дав ей возможность коснуться его сердца, шагнув на стену и взглянув на стоящую в каких-то пару метров от него Золотую Дверь, уже успевшую покрыться многочисленными трещинами и с тихим звоном осыпающуюся на чёрный камень. Дыхание на миг перехватило, когда взгляд упал на тот самый жалкий огрызок острова, что остался от некогда великого Забытого Города. Перед глазами на миг промелькнул отец, что всё падал и падал в белый молочный туман, и губы дёрнулись от отвращения. Нет, он не покончит жизнь так же, только не сегодня.
Казалось, время сыграло над ним злую шутку: все те секунды, что он добирался до заветной Золотой Двери, растянулись в продолжительные и нереальные минуты, а когда же его пальцы сомкнулись на дверной ручки, под ногами и вовсе образовалась бездна, куда канул весь Забытый Город, и дверь вместе с ним, с треском разламываясь на куски и постепенно переставая существовать во всех известных и неизвестных мирах. В одночасье не стало коридора, что соединял все реальности и сны. Не стало ничего, лишь звенящая пустота, да парящие в неизвестности обломки замка…
Спину жёг холод ледяного тумана, когда глаза окутал приятный полумрак. Он дышал, дышал старым пряным воздухом, в котором различался приторный аромат цветов, и слышал. Слышал далёкую отрывистую пеню ная, и чьи-то раздающиеся эхом в громадном зале из чёрного хрусталя шаги. На миг зажмурив глаза, привыкшие к серебряному свету странного пространства, что не существует ни в одном из известных миров, Виктор сел, смахнув с лица длинные тёмные волосы и тут же устремив взгляд на кулак, чувствуя, что сжимает что-то небольшое, и тёплое, пульсирующее в его ладони как сердце, и оттого казавшееся живым.
— Ты уже пришёл? — раздался позади резкий спокойный голос, заставив даже вскочить на ноги и взглянуть на хозяина лабиринта Костей. И вновь Виктор попытался привыкнуть к этому странному образу, что представлял из себя Бетельгейзе. Словно сошедший со страниц книг, как и Король Полоз, только вот добром от него совсем не веяло.
В своих тонких длинных пальцах существо как обычно сжимало най из белой кости, прижимая его к тонким серым губам и выдавая лёгкую, призрачную мелодию.
— Ты пришёл вовремя… до рассвета остались считанные минуты. — Арктур вдруг наклонился вперёд, не мигая смотря на него своими большими мутными глазами. — Ты принёс семя? Хотя, зачем я спрашиваю… ты просто не мог найти его за такое короткое время, так что забудь!
Он выпрямился, поведя длинными ушами и заставив бубенцы на них тихо брякнуть, когда сам подошёл к чёрному костяному трону, легко и самоуверенно поведя рукой.
— Впрочем, ты попытался… а это уже чего-то, да и стоит… вижу, свои слова ты держать умеешь, или хотя бы пытаешься. Но не подумай! — Бетельгейзе резко повернулся к нему, от чего бубенцы на рогах и золотые браслеты на копытах звонко брякнули в ответ, и вдруг учтиво поклонился, словно увидев перед собой одного из Владык. — Ты меня удивил… поэтому я разрешаю уйти тебе отсюда. Так что уходи, и лучше больше не попадайся мне на глаза!
— Позволь удивить тебя ещё раз, но я прошёл Забытый Город не для того, что бы выбраться из этого лабиринта, а что бы забрать то, что по праву принадлежит мне, — шагнув навстречу и чувствуя, как губы пронзает ледяная усмешка, начал Виктор, заставив хозяина лабиринта даже отшагнуть назад, неуверенно ступив на одну из покрытых золотыми розами ступеней. — Ты и правду думал, что я не сдержу своё слово? Ты ошибаешься, и ошибался всегда. Я достал семя цветка с Того Света, и, поверь, это было не так уж и трудно.
Протянув руку вперёд, Виктор разжал пальцы, смотря, как на его ладони покоится серебряное зёрнышко с алыми линиями, что как живое, отбивает еле заметные ритмы, сравнимые с его сердцем. И только после перевёл вспыхнувшие янтарём глаза на существо, на чьём лице застыл страх, и недоуменнее. Он с тихим звоном посеребрённых копыт отступал назад, качая головой и заливая зал радостными и одновременно глухими переливами.