Шагая по лабиринтам улиц, следя за чёрными тенями, что пытались ускользнуть от него, Виктор всё больше и больше вслушивался в эту гробовую тишину, стараясь разобрать хотя бы какой-то шорох, посторонний звук, стрекот, шуршание, но ничего не было. Абсолютно. Немая тишина повисла над этим местом с безжизненными тенями на старых тёмных стенах, что оплетали многочисленные змеи. Странно, но куда бы он не пошёл, эти змеи были везде, словно намекали на что-то, вели его куда-то, и какое-то дежавю порой возникало при виде них. Разве раньше он встречал змей? Живых? Он не помнил, темница и пустота промыли ему мозги. Но он всё это время помнил, сколько пробыл там, и вряд ли когда-нибудь забудет…
Где-то в одной из чёрных резных башен дрогнул громадный колокол, и всё охватил погребальный, тревожащий душу звон. Он пронзал кости, заставляя глаза ещё сильнее вспыхивать золотом, а длинные тонкие пальцы сжиматься в кулаки, пронзая ногтями холодные ладони. Не нравилось ему всё этой, ой как не нравилось… но времени, чтобы уже размышлять об этом, не было. Надо идти вперёд.
Виктор долго петлял по пустынным улицам, замечая чёрные впадины дверей, за которыми обитал мрак, так и не решаясь зайти туда, и поднимаясь всё выше и выше по многочисленным лестницам и мостам, ведущим в сторону возвышающегося в центре дворца. Он настораживал его, заставляя всё время оглядываться назад и с трудом перешагивать с одной ледяной ступени на другую. Как же трудно ему это давалось! Как же трудно ему было поднимать глаза на этот дворец, что угнетал одной только своей тенью! Он был заброшен, но какая-то призрачная жизнь до сих пор таилась там, терзая своей мрачностью и пустотой.
— На что я только согласился… — скрежетнув зубами прошептал Виктор, выйдя на площадь с серым фонтаном в центре с вставшими на хвосты рыбами, из чьих бездонных ртов лилась такая же чёрная холодная вода, почти бесшумно спадая на дно и тускло сверкая обсидианом.
Осторожно, почти бесшумно ступая по ледяному камню, он всё ближе и ближе подходил к фонтану, слыша угрюмый звон колоколов и чувствуя, как внутри всё содрогается от собственных безумных ударов сердца. Глаза заливала темнота, когда горло и лёгкие кололо сотнями острых ледяных иголок, и только когда онемевшие пальцы сжались на тёмном бордюре фонтана, Виктор неуверенно замер, смотря на чернильную воду, и своё отражение. Это был уже не тот человек, что сбежал из темницы Безымянного, хотя, многочисленные шрамы на теле вряд ли когда-нибудь заживут, но теперь он мог снова и снова видеть себя, настоящего, которого успел запомнить в последние мгновенья, прежде чем лишиться лица.
Он наклонился ещё ниже, и тёмная, почти чёрная прядь скользнула по плечу, тут же коснувшись воды и заставив поверхность пройтись рябью, на пару мгновений туша золото с рыжиной внутри глаз. Но вот вода вновь стала гладкой, как лёд, и Виктор в очередной раз вгляделся в белое, изнеможённое лицо, зверски горящие глаза и тёмно-пепельные, словно сажа, волосы. Видение пропало так же быстро, как появилось, заставив разочарованно вздохнуть и выпрямиться, зачесав назад слишком длинные и неровные волосы, спутанными прядями лёгшими на спину. Надо будет привести себя в порядок, если, конечно, выберется из этого города-вне-пространства и разберётся с хозяином лабиринта. Ну а сейчас надо думать только о семе цветка с того света, а что-то ему подсказывает, что оно именно тут. Другого конца света он ещё не видел, да и вряд ли когда-нибудь снова увидит.
Вновь ступени из белого мрамора, что неустанно мелькали перед глазами, и тень дворца, как тёмная шаль нависшая над узкими улицами со множеством тупиков и все различных теней, снующих без дела туда-сюда, тщетно пытающихся найти выход. Замерев на одной из ступеней, Виктор вгляделся в эту паутину старого города, поднимая глаза и с тоской смотря на два диска странных голубых солнц, освещающих каким-то холодным, серебристым светом все закоулки и крыши домов. Закрыв на пару долгих секунд глаза, он вдохнул призрачный, ненастоящий воздух, пытаясь учуять хотя бы признак жизни или подобие ей.
— А тут красиво, — раздался призрачный голос за его спиной. Он вздрогнул, и обернулся, взглянув на девочку в длинном, до самых колен, белом платье со множество рыжих рюш. Её копна каштановых волос с примесью меди струилась по хрупким плечам, короткими завитками падая на прямой лоб и выразительные, цвета сочной травы, глаза. — Привет, Вик.