Обогнув люльку и плавно обвив одну из хрустальных ножек, змей качнул головой, нависнув над ребёнком и вглядываясь в его белое лицо, худые ручки и золотые лепестки, что покрывали всё старое одеялко, над которым нависли бутоны золотых цветов. Он всматривался своими алыми рубинами глаз в большие и пронзительные глаза ребёнка, что с интересом поглядывал на странное существо, уже раскрывшее свою пасть с опасно блестевшими длинными клыками, с которых падали чёрные капли яда. Они упали на люльку, и с тихим треском проделали в ней трещину, что расползлась по ножке со змеем и заставила того неуверенно сомкнуть пасть и вновь приблизиться чуть поближе.
Он чувствовал кровь, чувствовал биение сердца, и собственную неутолимую жажду, застилающую глаза белой пеленой. Кроме двух скелетов в округе здесь всё равно никто не водится, так что вряд ли кто-то придёт на помощь жалкому человеческому ребёнку, брошенному на произвол судьбы.
Вновь раскрыв пасть с опасно блеснувшими серебром клыками, змей резко подался вперёд, сверкнув алыми глазами, как вдруг его голова с тихим стуком приземлилась на старое одеяло, а обезглавленное тело, вздрогнув, с грохотом повалилось на холодный пол, заливая всё тёмной липкой кровью. Она просачивалась через еле заметные стыки камней, медленно окрашивая чешую змея и подкрадываясь к старым запыленным костям.
Тяжёлый меч дрогнул и со звоном коснулся пола, когда тёмные, почти что чёрные глаза ещё долго не смели оторвать взгляда от даже не дрогнувшего ребёнка в люльке, что пытался словить маленькими пальчиками золотистый листок, в итоге упавший на его крохотный носик. Чихнув и тут же засмеявшись, дитя наконец взглянуло на незваного гостя, протянув ручку и осторожно коснувшись его длинных серых волос со старой пылью от всеми забытых коридоров.
Сложно было поверить, что в этом месте ютилась жизнь, пусть и такая небольшая, почти незначительная, едва умещающаяся на руке, но жизнь.
Протянув руку, незнакомец коснулся длинными пальцами в чёрной металлической перчатке до одеяла, осторожно оттянув его и смотря, как по белому телу ребёнка проходят многочисленные чёрные трещины, подкрадываясь к самому сердцу и вырисовывая неясные символы вокруг.
— Тьма… — не решаясь дотрагиваться до переплетения словно выжженных линий на теле прошептал он, взяв в руки старое одеяло и, осторожно подняв дитя, задумчиво вгляделся в его рыжие с золотистым отливом глаза. — И сюда добралась…
Даже не взглянув на распластавшееся у люльки громадное тело белоснежного змея, незнакомец отдёрнул полы прожжённого плаща, почти так же бесшумно спустившись по винтовой лестнице, не замечая лезшую в глаза серую паутину, на задевающие волосы корни, на скрипевший камень под ботинками. Даже не зажмурился, когда в глаза ударил свет от двух закатившихся к горизонту солнц, лишь замер у смиренно возвышающегося невдалеке коня из чёрной сажи, что лишь почтительно склонил голову, взглянув на свёрток в руках своего хозяина и тут же недовольно фыркнув.
— Тьмой воняет… — хрипло заметил тот, как только человек запрыгнул ему на спину, схватив свободной рукой поводья. — Что это?
— Ребёнок… которого избрала Тьма, — ударив каблуками сапог по бокам коня негромко ответил мужчина, тут же прижав к себе свёрток и пригнувшись к самой гриве, лишь изредка чувствуя тёплое дыхание на своей шее, неприкрытой высоким чёрным воротом.
В его руке находилось ещё живое существо, что не погибло от руки Тьмы, и что ещё дышало. Он мог поклясться, что слышит удары маленького сердца, ещё не готового затухнуть на века. И это было странно… Тьма не щадит никого, и это по истине тот самый случай, когда жизнь продолжается даже после смерти.
Конь мчался вперёд, извергая из носа клубы белого пара, вгрызаясь мощными копытами в твёрдую землю, пригибая жёсткую тёмную траву с серебристым инеем, и ловя гривой многочисленные снежинки. Он рвался вперёд, в неизвестность, порой издавая радостное и нетерпеливо ржание, натягивая поводья и со стуком ударяя серебряными копытами по изредка попадавшим мелким камням.