У меня в голове осталась лишь одна мысль — Бэрронс может убивать через поцелуй? Я-то думала, что знаю, кто он. Я прищурилась. Я столько раз целовала этот смертоносный рот.
Он развернулся и обрушился на меня, глаза обсидиановые, полностью черные, ни капли красного, ни капли не осталось от моего Иерихона, и он прорычал:
— Пой нахрен, Мак, я не могу долго ее удерживать!
Когда он заговорил, из его рта вырвалась тень. Он затрясся и рванул когтями по воздуху, силой засасывая Синсар Дабх обратно.
Я бросила на Алину отчаянный прощальный взгляд, затем встретилась глазами с Бэрронсом, открыла рот и выпустила Песнь Созидания.
Я никогда не смогу описать это словами. Частота, которая восходит к уровню бытия, который мы еще не понимаем, но в то же время делает неважными многочисленные ежедневные ноши, которые мы думаем, что несем с собой. Песнь была сотворена в Раю, если такое место существовало, спрядена ангелами из божественного начала.
На мгновение я очутилась нигде и везде одновременно, слушая — нет, являясь — музыкой столь исключительного совершенства, что я была целой, правильной, и я знала абсолютно все, и все понимала. Каждая деталь бытия открылась без загадок и смятений. Я постигла себя, мир, других с исключительной ясностью. Все наше существование было плавным, живым, и как и раса, планета, вселенная, все было взаимосвязано, и все мы были частью друг друга. И когда мы вредили друг другу, мы вредили себе. И когда мы воевали, мы причиняли урон вселенной, а она — это мы сами. И иногда мы были столь глупы, что я поверить не могла, что песнь вообще нашлась и позволила нам ею воспользоваться.
Для людей многое оставалось загадкой. Для женщины, которая пропела древнюю мелодию, все было ясным и правильным. Вселенная была именно тем, чем должна быть. Никакой Судьбы. Никакого сведения счетов и баланса. Вселенная склонялась к жизни и красоте, так всегда было и так будет. Мы есть вселенная: каждый из нас, светлый или темный, правильный или неправильный, все мы были крошечными жизненно важными зубцами в огромном могущественном колесе. Каким-то образом даже Синсар Дабх.
Когда песнь пролилась из меня, я начала светиться и сделалась прозрачной, и подумала: Что ж, дерьмо, возможно, я все-таки умру. Но мне было все равно, потому что я сделала то, что нужно. Я была зубцом шестеренки, которым больше всего хотела быть.
Ослепительный поток света вырвался из моего тела, и воздух наполнился бесчисленными крошечными жидкими стрелами света.
Тогда события разворачивались передо мной в замедленном действии, хотя потом мне скажут, что все случилось буквально за секунду. Я подозреваю, что к тому времени каким-то образом выпала из времени, зыбкая, измененная текущей через меня мелодией.
Тысячи ослепительных золотых частичек метнулись к черной дыре, которая задрожала, затряслась, а затем съежилась.
Разрушительная черная сфера делалась все меньше и меньше, пока со слышимым хлопком она не разрушилась и попросту не исчезла, оставляя лишь выкопанный под ней глубокий котлован и веревки, ограждавшие нормальную здоровую реальность.
Бесчисленное множество стрел понеслись вперед, устремляясь в мир, как будто космический корабль, переходящий на сверхзвуковую скорость и ищущий остальные черные дыры.
Мы это сделали. Песнь Созидания на свободе и лечит наш мир!
Я повернулась и увидела, что каждый из моих спутников поочередно пронзен стрелами, исходящими от меня. Mea culpa[88]. Пожалуйста, позволь им жить, умоляла я какого-то бога, создавшего мелодию.
Ослепительные мечи света прошли сквозь Дэни и Танцора, и через Риодана тоже, выходя с другой стороны.
Затем один из них исчез в Кристиане, но не прошел насквозь. Он задрожал и зарычал, и когда я уже подумала, что мы точно его потеряем, стрела резко вылетела и двинулась дальше. Кристиан резко потряс головой, выглядя ошеломленным.
Бэрронс принял в свое полузвериное, получеловеческое тело дюжину таких стрел, и все они остались внутри.
Его лицо исказилось агонией, глаза встретились с моими.
Я смотрела на его темное лицо, мучаясь и отчаянно желая перестать петь. Но я бы не сделала этого. Я знала свою роль. Я принимала ее.
Яростно содрогаясь, он согнулся пополам и выблевал темный шторм Синсар Дабх из своего тела. Она вылилась из него потоком, черной, порочной, масляной рекой, растекаясь по тротуару, и это чертово вещество буквально сложилось в слова: ПОШЛА ТЫ, МАККАЙЛА, ТЫ УМРЕШЬУМРЕШЬУМРЕШЬУМРЕШЬ.
Если бы мой рот не был занят пением, я бы фыркнула. Напыщенный комплекс превосходства до самого конца.
88
Mea culpa (лат. моя вина), mea maxima culpa (лат. моя величайшая вина) — формула покаяния и исповеди в религиозном обряде католиков с XI века.