Староста лавки, услышав, что прибывшие пошли в баню, сел и стал ожидать их. А когда они вышли и подошли к нему, подобные газелям, их щеки зарделись, и глаза почернели. Их лица сверкали, и были они, словно пара сияющих лун или две плодоносные ветви. Увидев красоту их, староста поднялся на ноги и воскликнул: «О дети мои, да будет баня вам всегда приятна!». И Тадж-аль-Мулук ответил ему нежнейшим голосом: «Пошли тебе Аллах приятное, о родитель мой! Почему ты не пришел к нам и не выкупался вместе с нами?» — и оба склонились к руке старосты, поцеловав ее, и пошли впереди него, пока не достигли лавки, из чинности и уважения к нему, ведь он был начальником купцов и днем раньше оказал милость, отдав им лавку.
И увидел староста их подрагивающие бедра, и поднялась в нем великая страсть, и он стал пыхтеть и храпеть, не имея больше терпения, и вперил в них глаза и произнес такое двустишие:
И еще он сказал:
Услыхав это, юноши стали заклинать его, чтобы он пошел с ними в баню во второй раз, и староста, едва поверив этому, поспешил в баню. И оба юноши вошли с ним, а визирь из бани еще не выходил, но, услышав голос старосты, вышел и встретил его посреди бани, пригласив с собой в парную, а староста отказался. Тогда Тадж-аль-Мулук схватил его за руку с одной стороны, а Азиз взял за руку с другой, и они ввели его в другую комнату. Этот скверный старик подчинился им, и его безумие еще увеличилось, тем более что Тадж-аль-Мулук поклялся вымыть его, а Азиз поклялся, что будет поливать его водой.
И старик отказывался, хотя сам желал этого. Тогда визирь сказал: «Они — твои дети, дай им тебя вымыть и выкупать». — «Да сохранит их тебе Аллах! — воскликнул староста, — клянусь Аллахом, благословение и счастье поселились в нашем городе, когда пришли вы и те, кто с вами!» — и он произнес такие два стиха:
И старосту поблагодарили за добрые слова, и Тадж-аль-Мулук все мыл его, а Азиз поливал его водой, а староста думал, что душа его в раю. Когда же они кончили ему прислуживать, он призвал на них благословение и сел рядом с визирем, как будто для того, чтобы поговорить с ним, сам же смотрел на Тадж-аль-Мулука и Азиза.
Потом слуги принесли им полотенца, и они вытерлись, надели свои платья и вышли из бани, а визирь тогда обратился к старосте и сказал: «О господин, поистине баня благо жизни!». И тот воскликнул: «Да сделает ее Аллах здоровой для тебя и для твоих детей и да избавит их от дурного глаза! Помните ли вы что-нибудь из того, что сказали про баню красноречивые?».
«Я скажу тебе два стиха», — ответил Тадж-аль-Мулук и произнес:
Едва Тадж-аль-Мулук окончил свои стихи, Азиз сказал: «Я тоже помню о бане два стиха». «Скажи их мне», — молвил старик. И Азиз произнес:
Когда Азиз окончил свои стихи, староста, которому понравилось услышенное, посмотрел на красоту и красноречие юношей и воскликнул: «Клянусь Аллахом, вы обладаете всей прелестью и красноречием, но послушайте меня!» — и он затянул напев и произнес такие стихи:
Закончив эти стихи, староста пустил взоры своих глаз пастись на лугах их красоты и произнес такие слова:
Услышав это, все удивились таким стихам. Потом староста пригласил их, но они отказались и отправились к себе домой, чтобы отдохнуть от сильной жары, какая стояла в бане. Они отдохнули, поели и выпили и провели всю ночь в своем жилище, преисполнившись счастья и радости. А когда настало утро, визирь с юношами встали от сна, совершили омовение, сотворили положенные молитвы и выпили утренний кубок. И взошло солнце, и открылись лавки и рынки, и они поднялись, вышли из дому и, придя на рынок, открыли свою лавку, ибо слуги уже убрали ее наилучшим образом, устлав ее подушками да шелковыми коврами и поставив там две скамеечки, каждая из которых ценою в сто динаров. Они накрыли их царским ковром, обшитым кругом золотою каймой. И были посреди лавки превосходные ковры, подходящие для такого места.
Тадж-аль-Мулук сел на одну скамеечку, а Азиз — на другую, визирь же сел посреди лавки, а слуги стояли пред ними. Прослышали жители города про них и скоро столпились возле их лавки. Так они продали часть товаров и материй, а в городе распространилась молва о Тадж-аль-Мулуке и его красоте и прелести.
Так прошло несколько дней, и каждый день люди приходили все в большем количестве, спеша К ним за товаром. Обратился тогда визирь к Тадж-аль-Мулуку, советуя скрывать свою тайну, и поручил его Азизу, и ушел домой, чтобы остаться с собою наедине и придумать дело, которое обернулось бы им на пользу. А юноши стали разговаривать, и царевич говорил Азизу: «Может быть, кто-нибудь придет от Ситт Дуньи».
Дни и ночи проводил Тадж-аль-Мулук с беспокойной душой, не зная ни сна, ни покоя. И страсть овладела им, и усилились его любовь и безумие, так что он лишился сна и отказался от питья и пищи, а был он как луна в ночь полнолуния.
Вот однажды, когда Тадж-аль-Мулук по обычаю сидел с Азизом в лавке, появилась перед ним женщина-старуха, а за нею сто тридцать две невольницы. Она приблизилась и шла, до тех пор пока не остановилась у лавки Тадж-аль-Мулука. Увидав, как он строен станом, прелестен и красив, старуха изумилась его красоте и налила себе в шальвары. «Слава тому, кто сотворил тебя из ничтожной капли и сделал тебя искушением для смотрящих! — воскликнула она, а потом, вглядевшись в юношу, сказала: — Это не человек, это не кто иной, как вышний ангел!»
43
С камфарой сравниваются белоснежные тела юношей, которые моются в бане, а мускус — с катышками грязи под мочалкой банщика.