«О старец, — сказал он, — я хочу сделать здесь добро, за которое ты будешь меня вспоминать». «А какое ты хочешь сделать добро?» — заинтересовался старик, и визирь ответил: «Возьми эти триста динаров». Услышав упоминанье о золоте, садовник воскликнул: «О господин, что хочешь, то и делай!»
Визирь дал ему денег и молвил: «Если захочет Аллах Великий, мы сделаем добро в этом месте», — и они вышли от садовника, и пришли в свое жилище, и проспали эту ночь. А на следующий день визирь призвал белильщика и рисовальщика и хорошего золотых дел мастера, принес им инструменты, какие было нужно, и, приведя искусников в сад, приказал им выбелить дворец и разукрасить его всякими рисунками. Затем велел принести золота и лазури и сказал рисовальщику: «Нарисуй посредине этой стены образ человека-охотника, и как будто он расставил сети и туда попали птицы и голубка, завязшая клювом в сетях».
И когда рисовальщик разрисовал одну сторону, визирь велел: «Сделай на другой стороне то же, что на этой, но нарисуй образ одной только голубки в сетях и охотника, который взял ее и приложил нож к ее шее, а с другой стороны — большую хищную птицу, поймавшую самца-голубя и вонзившую в него когти». Рисовальщик сделал это, и когда они покончили со всем, о чем упоминал визирь, тот отдал им плату, и они ушли. А визирь и те, кто был с ним, тоже удалились в свое жилище, попрощавшись с садовником.
И они сидели за беседой, и Тадж-аль-Мулук просил Азиза: «О брат мой, скажи мне какие-нибудь стихи, может быть, моя грудь расправится и покинут меня грустные думы, и охладеет пламя огня в моем сердце». Тогда Азиз затянул напев и произнес такие стихи:
Потом он пролил слезы и произнес такие стихи:
А после он затянул напев и произнес:
Когда Азиз окончил свои стихи, Тадж-аль-Мулук удивился, как он красноречиво и хорошо их произнес, и воскликнул: «Ты рассеял часть моей заботы!». А визирь сказал: «Древним выпадало на долю то, что изумляет слушающих». И молвил Тадж-аль-Мулук: «Если тебе пришло на ум что-нибудь в таком роде, дай мне услышать то, что помнишь из этих нежных стихов, и продли беседу». И визирь затянул напев и произнес:
Вот что было с прибывшими на Камфарные острова. А что до старухи, то она уединилась в своем доме.
Царевне же в назначенный день захотелось прогуляться в саду, а выходила она лишь со старухой, поэтому, послав за нею, она помирилась с ней и успокоила, и сказала: «Я хочу выйти в сад и взглянуть на деревья и плоды, чтобы моя грудь расширилась от запаха цветов». И старуха ответила: «Слушаю и повинуюсь! Но я хочу пойти домой и надеть другую одежду. Потом же приду к тебе». «Иди домой и не мешкай», — отвечала царевна.
И старуха, выйдя от нее, направилась к Тадж-аль-Мулуку со словами: «Собирайся, надень твои лучшие одежды и ступай в сад. Иди к садовнику, поздоровайся с ним и спрячься в саду». «Слушаю и повинуюсь!» — отвечал царевич, и старуха условилась с ним, какой она подаст ему знак. Потом она пошла к Ситт Дунье.
А визирь и Азиз одели Тадж-аль-Мулука в платье из роскошнейших царских одежд, стоившее пять тысяч динаров, и повязали ему стан золотым поясом, украшенным дорогими камнями и драгоценностями. И отправились они в сад и, придя к воротам, увидели, что садовник сидит на своем месте. Увидев царевича, садовник встал на ноги и встретил его с уважением и почетом, и открыл ему ворота, и сказал: «Пойди, погуляй в саду». Но не знал он, что царская дочь собирается в сад в этот день.
Тадж-аль-Мулук вошел и провел в саду не больше часа, как вдруг услышал шум. Он и опомниться не успел, как из потайной двери вышли евнухи и невольницы, а садовник, увидев их, сообщил царевичу о приходе царевны, говоря: «О владыка, как быть? Пришла царевна Ситт Дунья». И он отвечал ему: «С тобой не будет беды, я спрячусь в саду».
И садовник посоветовал ему спрятаться как можно лучше, а потом оставил его и ушел. Когда же царевна вошла в сад, старуха, идя следом за ней рядом с невольниками, сказала себе: «Пока евнухи с нами, мы не достигнем цели!», — и обратилась к царевне: — «О госпожа, хочу сказать тебе что-то, в чем будет отдых для твоего сердца». «Говори, что у тебя есть», — повелела царевна. Тогда старуха сказала: «О госпожа, эти евнухи сейчас тебе не нужны, и твоя грудь не расправится, пока они будут с нами. Отошли их от нас». — «Твоя правда», — ответила Ситт Дунья и отослала евнухов.
А спустя немного времени она пошла по саду, и Тадж-аль-Мулук стал смотреть на нее и на ее красоту и прелесть, а она не знала об этом. Взглядывая на нее, он всякий раз терял сознание при виде ее редкой красоты, а старуха потихоньку уводила царевну, беседуя с ней, пока они не достигли дворца, который визирь велел разрисовать.
Царевна подошла к дворцу и поглядела на рисунки и, увидев птиц, охотника и голубей, воскликнула: «Слава Аллаху! Это как раз то, что я видела во сне!». И она стала рассматривать изображения птиц, охотника и сетей, дивясь им и говоря: «О нянюшка, я порицала мужчин и питала к ним ненависть, но посмотри: охотник зарезал самку, а самец освободился и, видно, хотел вернуться к ней, чтобы выручить ее, но ему повстречался хищник и растерзал его». Старуха прикидывалась незнающей и отвлекала царевну разговором, пока они не приблизились к тому месту, где спрятался Тадж-аль-Мулук. И тогда она показала ему знаком, чтобы тот вышел под окна дворца.
Ситт Дунья в это время бросила взгляд в его сторону и заметила юношу, и увидела его красоту и стройность стана. «О нянюшка, — воскликнула она, — откуда этот прекрасный юноша?». И старуха ответила: «Не знаю, но только я думаю, что это сын великого царя, раз он достиг пределов красоты и обладает крайнею прелестью». Тогда Ситт Дунья обезумела от любви к нему, и распались цепи сковывавших ее чар, и ум ее был ошеломлен красотой и прелестью юноши и стройностью его стана.