И, услышав эти стихи, женщина вышла из водоема и, подойдя к носильщику, села ему на колени. Указав на свой фардж, она спросила его: «О господин мой, как это называется?» — «Базилика храбреца», — ответил носильщик, но женщина лишь покачала головой: «Ай! Ай!». И он вскричал: «Очищенный кунжут!». Но она воскликнула: «Ох!» «Твоя матка», — сказал тогда носильщик, но та не удержалась и вскричала: «Ой, ой, не стыдно тебе?» — и ударила его по затылку. И всякий раз, как он говорил ей: «Это называется так-то», — она била его и отвечала: «Нет! нет!» — пока, наконец, носильщик не спросил: «О сестрица, как же это называется?» — «Хан[11] Абу-Мансура», — отвечала она, и тот воскликнул: «Слава Аллаху за спасение! Ха-ха! О хан Абу-Мансура!».
Женщина встала и надела свои одежды, и они вновь принялись за прежнее, и чаши некоторое время ходили между ними. Потом носильщик поднялся и, сняв с себя одежду, сошел в водоем, и они увидели его плывущим в воде. Он вымыл у себя под бородой и под мышками, и там, где вымыли женщины, а потом вышел, бросился на колени их госпожи и закинул руки на колени привратницы, а ноги — на колени покупавшей припасы. Показав на свой зебб, носильщик спросил: «О госпожи мои, как это называется?» — и все так засмеялись его словам, что упали навзничь, а одна из них сказала: «Твой зебб», — но он ответил: «Нет» — и укусил каждую из них по разу. «Твой аир», — сказали они, но он ответил: «Нет!» — и по разу обнял их.
Не переставая, они говорили носильщику: «Твой аир, твой зебб, твой кол», — а тот целовал, кусал и обнимал, пока его сердце не насытилось ими, а они смеялись и, наконец, спросили его: «Как же это называется, о брат наш?» — «Вы не знаете имени этого?» — воскликнул носильщик, и те ответили: «Нет». Тогда он сказал: «Это всесокрушающий мул, что пасется на базилике храбреца, кормится очищенным кунжутом и ночует в хане Абу-Мансура!».
Девушки так засмеялись, что опрокинулись навзничь, а затем снова принялись беседовать, и это продолжалось, пока не подошла ночь. Тогда они сказали носильщику: «Во имя Аллаха, о господин, встань, надень башмаки и отправляйся! Покажи нам ширину твоих плеч». Но тот воскликнул: «Клянусь Аллахом, мне легче, чтобы вышел мой дух, чем самому уйти от вас! Давайте доведем ночь до дня, а завтра каждый из нас пойдет своей дорогой». И та, что делала покупки, стала упрашивать сестер: «Заклинаю вас жизнью, оставьте его здесь, он нас повеселит! Кто доживет до того, чтобы еще раз встретиться с таким, как этот носильщик? Он ведь весельчаки остряк!». И те ответили: «Ты проведешь у нас ночь с условием, что подчинишься власти и не станешь спрашивать ни о чем, что бы ни увидел, и о причине этого». Носильщик охотно согласился, и тогда женщины велели: «Встань, прочти, что написано на дверях».
Он поднялся и, увидев на двери надпись золотыми чернилами «Кто станет говорить о том, что его не касается, услышит то, что ему не понравится», воскликнул: «Будьте свидетелями, я не стану говорить о том, что меня не касается!» После этого женщина, приведшая носильщика в дом, встала и приготовила ему еду. Они поели, потом зажгли свечи и светильники, подсыпав в них амбру и алоэ. Все четверо сидели и пили, вспоминая любимых. Потом пересели на другое место, поставили свежие плоды и напитки и продолжили беседу, выпивая и закусывая, смеясь и повесничая.
Вдруг в дверь постучали. Одна из женщин пошла открыть, а затем вернулась и сказала: «Наше веселье сегодня стало полным». — «Почему же?» — спросили ее, и она ответила: «У двери три чужеземца — календеры[12] с выбритыми подбородками, головами и бровями, и все трое кривы на правый глаз, и это удивительное совпадение. Они похожи на возвратившихся из путешествия. Они прибыли в Багдад и впервые вступили в наш город. А постучали в дверь они потому, что не нашли места, где провести ночь, и подумали: «Может быть, хозяин этого дома даст нам ключ от стойла или хижины, где мы сегодня переночуем». Их застиг вечер, а они чужестранцы и не знают никого, у кого бы приютиться. О сестрицы, у них у всех смешной вид…». И до тех пор она подлаживалась к сестрам, пока те не уступили: «Пусть входят, но поставь им условие, чтоб не говорили о том, что их не касается, а иначе услышат то, что им не понравится!».
И женщина обрадовалась, пошла и вернулась с тремя кривыми, с обритыми подбородками и усами. Они поздоровались, поклонились и отошли назад, а женщины поднялись им навстречу, и приветствовали их, и поздравляли с благополучием, и усаживали их. Календеры увидели нарядное помещение и чисто убранную трапезу, уставленную зеленью, горящими свечами и дымящимися курильницами, и закусками, и плодами, и вином, и трех невинных девушек, да воскликнули вместе: «Клянемся Аллахом, хорошо!». Потом обернулись к носильщику и нашли, что он весел, устал и пьян, и сочли его одним из своих же, сказав: «Он календер, как и мы. Видно, чужестранец или кочевник». Когда же носильщик услышал эти слова, он встал и, вперив в них взор, воскликнул: «Сидите и не болтайте! Разве вы не прочли то, что на двери? Вы вовсе не факиры[13]! Вы пришли к нам и распускаете о нас языки!». И календеры ответили: «Просим прощения у Аллаха, о факир! Наши головы перед тобою». Женщины засмеялись и, поднявшись, помирили календеров с носильщиком, а затем подали им еду. И те ели и беседовали, а привратница поила их. И пока чаша ходила между календерами, носильщик спросил: «А нет ли у вас, о братья, какой-нибудь диковинной истории, чтобы рассказать нам?». От питья жар разлился по их телам, и они потребовали музыкальные инструменты. Привратница принесла гостям бубен, лютню и персидскую арфу. Календеры встали и настроили инструменты, один из них взял бубен, другой — лютню, а третий — арфу. И заиграли и запели, а девушки возрадовались так, что поднялся большой шум. И пока они так развлекались, снова постучали в дверь. Тогда привратница встала, чтобы посмотреть, кто ожидает у входа.
А постучали, потому что в эту ночь халиф Харун ар-Рашид[14] вместе со своим визирем Джафаром и палачом его мести Масруром вышел пройтись и послушать, не произошло ли чего-нибудь нового. По таким случаям халиф имел обычай переодеваться в одежды купцов. И когда они вышли этой ночью и пересекли город, их путь пришелся мимо дома, где остановились носильщик и календеры. Услыхав пение и искусную игру на инструментах, халиф сказал Джафару: «Я хочу войти в этот дом, послушать эту музыку и увидеть, кто так сладостно поет». — «О повелитель правоверных! — воскликнул визирь. — Это люди, которых забрал хмель, и я боюсь, что нас от них постигнет зло». Но халиф непреклонно настаивал: «Я непременно войду туда! И хочу, чтобы ты придумал, как нам проникнуть внутрь». Тогда Джафар отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» — затем подошел и постучал в дверь. Привратница вышла и открыла ставни, Джафар выступил вперед, облобызал землю и сказал: «О госпожа, мы купцы из Табарии[15]. В Багдаде уже десять дней, продали свои товары, а стоим в хане купцов. Один купец пригласил нас сегодня в свой дом, мы пришли к нему, и он предложил нам поесть, и мы поели, а потом некоторое время беседовали с ним. Когда же он разрешил нам удалиться, мы, чужеземцы, вышли, по темноте сбились с дороги к хану, где стоим. Может быть, вы будете милостивы и позволите войти к вам и переночевать сегодня ночью, а вам будет небесная награда?». Привратница посмотрела на пришедших, которые были одеты как купцы и имели почтенный вид, и, вернувшись к сестрам, передала рассказ Джафара. Сестры опечалились и сказали: «Пусть войдут».
12
Календеры — монашеский орден, члены которого жили подаянием. Они носили одежду особого покроя и брили себе головы и бороды.
14
Харун ар-Рашид — арабский халиф, правил в 786–809 годах, особым почтением у своих подданных не пользовался.