Он часто приходил в комнату капитана в свои выходные или после посещения «таверны». Не нужно было искать тему для бесед или остроумно шутить в присутствие дроу. Дроу важно присутствие. Александр давал Марсу своё тепло и внимание, которого тому, очевидно, не хватало в этой обители людей, а Марс взамен учил его и рассказывал об их народе.
— Я научу тебя песне, которая обратит твоих врагов в бегство, сын Мемфиса. Тебе она нужна, раз уж ты не можешь защитить себя силой своего тела.
— Неужели у дроу нет никаких других песен, кроме как боевых? — улыбнулся Александр.
Но Марс не понял его юмора.
— Нет, — сказал он серьёзно. — Есть и другие. Самая главная песнь нашего народа не о войне.
— О чём же она?
— О любви.
Александр был так ошеломлён ответом Марса, что добрался до комнат принца совершенно автоматически, но увидев его, задвинул свои мысли подальше. Принц читал письма, и жёлтый свет свечей падал на его суровое задумчивое лицо.
Увидев Александра, он мягко улыбнулся.
- Ты сегодня поздно, - сказал принц, сжимая его пальцы в своей руке, когда Александр подошёл ближе.
Если смотреть на принца сверху вниз, можно заметить, как под определённым углом серебрятся редкие пряди в роскошной шапке бурых медвежьих волос, и как сияют серые ресницы, совсем светлые на концах. Если смотреть на принца сверху вниз, то можно заметить, что он обычный мужчина со своими горестями и печалями, что он простой человек без хитрости и честолюбия. А ещё можно заметить, как улыбаются голубые глаза, обращённые вверх, ибо редко кто смотрит на принца из такого положения. Кто-то кроме его любовника.
— Марс снова учил меня, — поделился Александр с улыбкой. Он поднял руку выше, чтобы осторожно перебирать эти каштановые пряди с редким серебром внутри. — Прошу прощения за задержку, Ваше Высочество.
— Ты разговариваешь с моим капитаном чаще, чем я сам, — хмыкнул принц, ловя его руку и прижимая к губам. — Это хорошо. Марс очень одинок здесь.
Александр кивает, соглашаясь. Каждому дроу одиноко среди людей. Но они давно привыкли к такому раскладу.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает принц. Ему не нужно уточнять. Александр видит, как плещется подлинная страсть в его голубых глазах.
— Хорошо, Ваше Высочество.
— Ты уверен?
— Вы меня обижаете.
Принц коротко смеётся и целует его худые пальцы.
— Тогда давай примем ванну вместе, Александр.
Александр знает, что это не приказ. Приказы будут позже. Когда он покажет, что согласен на любой из них.
— Я подготовлю воду, Ваше Высочество.
Александр медленно отступает. Он весь наполнен предвкушением и томительным страхом.
В воде он снова касается губ принца своими губами. Запах тимьяна оплетает, и плоть трётся о плоть, но все его чувства сосредоточены в губах и на языке. Это нечто иное. Целовать принца. Это что-то, чего он не испытывал раньше. Это почти как Связь с сородичем, но совсем по-другому.
Принц гладит его по спине и по бёдрам, зарывается пальцами во влажные волосы. Его губы, обветренные и сухие, невероятно нежны и чувственны, его язык ласков и одновременно строг, хотя ведущий в этом поцелуе не он.
— Хельвиг... — шепчет Александр, отстраняясь. Их лица совсем рядом, и их глаза захвачены друг другом. Он не знает, как выразить эти ощущения иначе. — Хельвиг...
Большая ладонь принца касается гладкой щеки. Мужчина осматривает его с нечитаемым выражением, от которого сладко сжимает нутро.
— Милый Александр... — шепчет принц ему в губы. — Я буду сегодня очень жесток. Теперь, когда я знаю, какой ты в моих руках... я хочу брать тебя много раз без остановки... Ты позволишь мне?
Александр кивает молча. В его теле от этих слов нежность всё больше уступает место страсти, но принц вновь гладит его по спине, и жажда крови и сношения усмиряется внутри. Он вылизывает и покусывает шею принца, пока мнёт пальцами маленький светлый сосок на могучей груди. Он потирается о чужую плоть и тяжело выдыхает, когда шершавые пальцы задевают чувствительное местечко на спине.
Ярость возвращается вновь, когда они оказываются в постели, когда ласкающие, готовящие под себя пальцы покидают истомленное тело. Он принимает принца в себя почти сразу и воет от боли и удовольствия, потому что крепкие зубы снова в его плече, не дают сжиматься на великанском органе слишком сильно. Он плачет от невыносимой яркости ощущений, потому что принц нисколько не врал, когда говорил, что будет жесток.
Плоть внутри таранит его тело абсолютно безжалостно, и Александру, вжатому тяжёлой рукой в постель, остаётся только отдаваться и принимать, давясь нахлынувшей яростью. Принц берёт его как кобель, молча и грубо, больше подчиняя бешенство дроу внутри, чем даря удовольствие, и Александр благодарен за это. С каждой минутой он жаждет крови всё меньше, с каждой минутой, пока этот дикарь в его груди медленно начинает понимать, кто сильнее и больше.
Ему нравится это тёплое и мокрое ощущение семени Хельвига, стекающее между ягодиц. Это семя живое и липкое, и он бы обязательно потяжелел, если бы был женщиной. Он бы хотел быть женщиной, чтобы понести от такого сильного воина. Если бы не проклятие.