Незаметное движение в дверях заставило его обернуться. Эрп стоял со сбруей в руках и прислушивался, слегка склонив голову набок.
В последний вечер перед спуском «Девы-тюленя» на воду, когда уже разложили бревна, а западный ветер с дождем покачивал верхушки деревьев, Бьярни пришел в покои леди Од, чтобы поговорить с ней. Плечо еще ныло, и его не покидало чувство, будто по нему проехалась целая ладья, но земля уже не уходила из-под ног, и он мог стоять перед своей госпожой, не раскачиваясь из стороны в сторону.
Она сидела у очага, среди сундуков и узелков, ожидавших утреннего плавания. Мергуд и Сигни с Лилой готовились к отплытию в глубине комнаты, а леди Од смотрела в огонь, и руки ее лежали на коленях ладонями вверх. Кажется, впервые он видел ее, сидящую у очага без работы в руках.
Несколько минут он простоял в ожидании, и наконец она взглянула на него.
— Бьярни Сигурдсон, ты хотел мне что-то сказать?
— Госпожа, — начал Бьярни, — я был вам верным слугой и останусь им до того дня, как мы спустимся на берег, но когда вы отплывете в Исландию, верните мне мою свободу.
Леди Од посмотрела на него, слегка приподняв резко очерченные брови.
— Тебя тянет в неведомые моря?
— Нет, домой — в родную землю.
— В Исландии много хорошей земли, или ты хочешь остаться на Кейтнессе?
— Пять лет моего изгнания прошли, и я могу вернуться в свое поселение, — сказал Бьярни.
— Вот оно что. Тоскуешь по дому. Многих гложет эта тоска — временами.
— К тому же на Малле ждет мой пес, и вот уже три года я обещал доставить одно послание.
— Веские причины, — кивнула леди Од. — Что ж, приди ко мне перед отплытием «Девы-тюленя», и ты получишь свою свободу и плату.
Несколько дней спустя на берегу под крепостью Дангадра, где расположились леди Од и ее прислужницы, пока на «Деву-тюленя» и «Фионулу» грузили провиант и готовили их к отплытию, собралась целая толпа — пиктов и северян. Сам Дангадр спустился из своей крепости с боевой дружиной, чтобы попрощаться, а с ним и Гроа, и другие женщины. Гроа, в расстегнутой накидке, несмотря на легкий весенний ветер, несла себя гордо, как корабль, чей парус надувал бриз. До конца лета в доме вождя появится новый житель.
И вот в последний раз Бьярни стоял перед леди Од — она отозвала его в сторону, чтобы вернуть свободу.
— Ты не передумал? — спросила она.
— Нет, госпожа.
— Что ж, вот твоя плата.
Она дала ему мешочек из мягкой темно-красной кожи, который приятно зазвенел в его руках.
— Спасибо, госпожа, — сказал он и хотел заткнуть его за пояс, но она остановила его, улыбнувшись:
— Открой и проверь. Никогда не бери деньги, не глядя.
Бьярни открыл мешочек и высыпал содержимое на ладонь. Там оказались три золотые монеты — на одной была изображена голова, покрытая лавровым венком, серебряная цепочка и несколько маленьких монет и камней. Не слишком щедрая, но справедливая плата для наемника. От Рыжего Торштена он получил бы примерно столько же.
— Справедливо? — спросила она.
— Справедливо, — согласился он, засунув монеты обратно в мешочек и заткнув его за пояс.
— А теперь подарок, — сказала леди Од, — воину, который верно служил своему господину.
И из складок своей тяжелой накидки она достала свернутую промасленную овечью шкуру. Она развернула ее и вложила в его руку меч: железная рукоятка, обвитая серебряными нитями, и навершие из огромного желтого янтаря; а когда Бьярни вынул его из потертых кожаных ножен, клинок, выкованный по древним магическим обрядам, зазвенел, скользнув по их железной оправе — мастерская работа кузнеца.
Бьярни взглянул на него с восхищением. Он вдруг почувствовал укоры совести и перевел взгляд на свой добрый меч, висящий на ремне.
— У меня уже есть хороший меч, — сказал он. — Одного меча достаточно тому, кому придется заботиться только о себе.
— Да, но когда он построит себе дом и задумается о будущем, возможно, ему понадобится и второй, — сказала леди Од. — Один — для себя, а другой — для сына.
Бьярни вложил новый меч в ножны. Ремни немного поистерлись и нуждались в починке, прежде чем вешать меч на пояс. Он стоял, держа меч в руке, и смотрел на нее с мрачной серьезностью, и вдруг его лицо просветлело.
— Благодарю тебя, госпожа, — я и мой будущий сын.
Позже, днем, когда брат Ниниан благословил плавание, и женщины вместе с оставшимся грузом уже были на борту, и весла подняты, Бьярни стоял среди тех, кто делил с ними зимние месяцы в лесу, но покидал их в этом путешествии, и смотрел, как они ушли с мелководья — «Дева-тюлень» впереди, а «Фионула» следом за ней — на мгновенье он пожалел о своем выборе, и чувство утраты больно кольнуло сердце.