— Он был одним из работников в нашей усадьбе, пока не ушел в прошлом году.
— Одним из? Значит, были и другие?
— Нельзя работать в таком большом хозяйстве, как Гвин Кед — каким оно было раньше — без помощников. Было еще двое, и служанка в доме.
— И все ушли?
— Наверное, они боялись однажды ночью повстречать рогатого у моего очага.
Она говорила так, будто ей безразлично, но в голосе он почувствовал такую горечь и боль, что взглянул на нее. Она не ответила на взгляд и шла с поднятой головой, любуясь долинами, простиравшимися до самого подножья снежных холмов.
— Хотя нет, мне кажется, за всем этим стоит Ривеллан, мой родственник.
— Хороший же он родственник.
— Он любит только одно, — сказала Ангарад спокойно, — землю… Он хочет отнять ее у меня. Он предложил мне за нее золото.
— А своей земли у него нет?
— Полно, — сказала Ангарад, все еще глядя на долины. — Вон там его земли. Он вождь и господин в трех долинах и пастбищах на Англси, которые король пожаловал ему как своему сокольничему. И еще он хочет мою землю, а король во всем ему потакает.
Они спустились в Гвин Кед через густые заросли дуба, боярышника и диких яблонь, оставив за собой высокий холм, закрывавший долину. А внизу, по землям усадьбы, бежал ручеек.
— Ты бы взяла золото за Гвин Кед?
— Я бы скорее умерла.
— Знаешь, — сказал вдруг Бьярни, остановившись на берегу, — мне кажется, тебе стоит отдать ему Гвин Кед, пожелать счастья и пойти со мной. Я отведу тебя в наше поселение. — Он слышал свои слова, не веря, что и правда произносит их.
— Нет, — сказала Ангарад.
— Тут опасно. И ты это знаешь. Ты же боишься. Пойдем со мной.
— Конечно, боюсь. Иначе зачем я, по-твоему, вцепилась в тебя, когда ты появился из моря, со своим огромным мечом, поражающим врагов? Я не оставлю землю, которая принадлежала моему отцу и его предкам.
Бьярни покачал головой в недоумении.
— Мой народ может строить себе дома и очаги в любом месте, куда направит его попутный ветер.
— Но я не такая, как вы. К тому же я не могу оставить Гвина.
И он понял, что переубедить ее невозможно.
Когда они вернулись в дом, все было как и до их ухода: старик лежал, уставившись блестящими глазами на дверь, а черный пес сидел рядом с ним — теперь же он вскочил и, виляя хвостом, уткнулся головой в колени Бьярни, приветствуя хозяина. И на мгновенье Бьярни показалось, что Ангарад все выдумала и заставила его поверить — ведь она так долго жила здесь одна. Но тут он вспомнил пустынную деревенскую улицу, и как люди делали знаки против сглаза, когда она проходила мимо… и схватился за меч, висевший у пояса.
Глава 21. Зловещая жатва
Солнечная погода продержалась достаточно долго, и вскоре ячмень на полях созрел к жатве.
— Умеешь обращаться с серпом? — спросила Ангарад резко, и Бьярни, как ни странно, раздосадованный предположением, будто он умеет только рубить мечом, грубо ответил:
— Конечно! Сезон плаваний заканчивается с началом жатвы.
Они работали на удивление слаженно: Бьярни шел впереди с серпом, а Ангарад за ним, собирая снопы. Привычный сбор урожая — на широких полях, когда все жители поселения помогали друг другу, был немного иным, но эта небольшая жатва — только он, и Ангарад, и Хунин, который охотился за полевыми мышами среди снопов, — неожиданно показалась ему самой прекрасной на свете, и он знал, что никогда не забудет ее.
Они собрали урожай, сложили высокую гору снопов на волокуши, которые тащила лошадь, Ласточка, и уложили в амбар для молотьбы. Последний сноп с порослевыми побегами они привязали высоко под крышей для жатвы в будущем году. И в тот вечер Ангарад устроила пир — самые вкусные кушанья, какие только можно приготовить из ячменной муки и мяса, медовые пироги и вересковый эль, припрятанный в длинногорлых красных глиняных кувшинах, украшенных рельефными сценами охоты. Но главное, что отличало этот вечер, когда они, уставшие, садились ужинать, было то, что Ангарад сменила штаны и рубашку на платье шафранового цвета, вымыла волосы и расчесала их до блеска, и свила себе корону из полевых цветов — маргариток и васильков.
— Я никогда не видел тебя в женской одежде, — заметил Бьярни, сидя напротив и разглядывая ее сквозь дым очага.
— Богатое платье не годится для чистки конюшни, — сказала Ангарад спокойно. И улыбнувшись, встала, чтобы отнести медовый пирог, размоченный в эле, старику. Гвин слабел с каждым днем и почти всегда спал, все меньше понимая, что происходит вокруг. Но пир в честь сбора урожая был устроен и для него. Бьярни смотрел, как она опустилась на колени рядом со стариком и стала кормить его ложкой, что-то тихо рассказывая.