Из-за третьих ворот неслись крики:
— Стреляйте! Все равно наша горячая кровь сильнее вашего оружия!
Наступала ночь. Тысячи молодых голосов продолжали скандировать эти слова.
Демонстранты были возбуждены до предела. Они давили своими телами на ворота. Ворота скрипели и трещали под их ударами и вот-вот могли рухнуть.
Роковая минута приближалась. Дула пулеметов на крыше угрожающе глядели на демонстрантов.
Лу Цзя-чуань и остальные узники судорожно сжали прутья решетки и приникли к окну.
Это тихо пел Лу Цзя-чуань. Он не верил, что их записки принесут какую-нибудь пользу, и в душе уже приготовился к самому худшему. Его товарищи тоже подхватили песню тихими голосами:
Но спустя десять минут с улицы послышались голоса, которые словно пробудили их от тягостного сна:
— Студентам Центрального университета собраться вместе!
— Студентам Пекинского университета собраться здесь!
В тюрьме внезапно зажегся свет.
— У-ух!.. — только и вздохнул Сюй Нин, вскакивая и вытирая со лба пот.
Ян Сюй обернулся и крепко, до боли сжал руку Лу Цзя-чуаня.
— Я счастлив, что все обошлось, и готов теперь сидеть в тюрьме хоть всю жизнь!..
Лу Цзя-чуань улыбался.
Глава восьмая
Линь Дао-цзин до такой степени возненавидела директора Юй Цзин-тана, что, даже не дождавшись зимних каникул, потихоньку уехала из Бэйдайхэ в Бэйпин.
На свое жалованье она не могла сшить себе зимнее пальто. Этого жалованья едва хватало на еду, письма и другие мелкие расходы. Поэтому Дао-цзин надела свой единственный летний, без подкладки, халат и отправилась в дорогу с маленьким узелком. Музыкальные инструменты, с которыми она приехала в Бэйдайхэ, ей давно наскучили, и она раздарила их своим ученикам. Всю дорогу ее мучили сомнения: куда пойти, где остановиться в Бэйпине? Ждет ли ее до сих пор тот господин Ху, за которого мачеха хотела выдать ее замуж? Конечно, «уж лучше умереть с голоду, чем продать душу». Эту фразу можно было часто видеть в дневнике Дао-цзин. Она была человеком с чистой, возвышенной душой и не хотела пятнать ее мелочными стремлениями к материальному благополучию.
Поезд уже приближался к Восточному вокзалу Бэйпина, когда она, наконец, решила искать временного приюта у своей подруги Ван Сяо-янь.
Ван Сяо-янь была одних лет с Дао-цзин. Это была тихая и добрая девушка. В институте, где училась Ван Сяо-янь, студенты называли ее «старшей сестрой». Ее отец Ван Хун-бинь был профессором на историческом факультете университета, а мать, тоже образованная женщина, занималась домашним хозяйством. Ван Сяо-янь росла в спокойной и ласковой атмосфере небольшой семьи и по характеру была не похожа на стремительную и смелую Линь Дао-цзин. Она прилежно училась и хотела в будущем по примеру отца стать ученым.
Увидев подругу, Линь Дао-цзин схватила ее за руки и долгое время не могла от волнения ничего сказать. Ван Сяо-янь, глядя на утомленную дорогой Дао-цзин, на ее хлопчатобумажный поношенный халат без теплой подкладки, тоже молчала, словно не узнавая подруги.
— О! Дао-цзин, — сердечно улыбнулась Сяо-янь. Она засуетилась, не зная, как лучше принять и устроить гостью, — умойся и переоденься в мое платье. А в этом ты выглядишь, как простая крестьянка.
— Ты не смотри свысока на крестьянок, ведь моя мать… — лицо Дао-цзин передернула судорога.
Она почувствовала, что не может говорить об этом, поэтому попыталась сменить тему:
— Сяо-янь, до чего же ты счастливая! У тебя есть отец, мать, сестренка, все они такие хорошие… — Дао-цзин улыбнулась сквозь слезы; она поспешно отвернулась и стала искать полотенце среди своих вещей.
Сяо-янь с сочувствием посмотрела на нее и сказала:
— Ты не всегда будешь несчастна… Поживи у нас, я попрошу папу помочь тебе устроиться на работу.
— Хорошо, — горько улыбнулась Дао-цзин.
Несколько секунд подруги смотрели друг на друга. Наконец Дао-цзин, не выдержав, бросилась к Ван Сяо-янь на шею: